Только чему?!

— А ты собирался?

Спокойно полюбопытствовал гаргуль, будто меня и нет между ними.

— Ага, — качнул головой медведь, сунув под голову руку, он спокойно разлёгся на траве и непринуждённо мурлыкал под нос какой-то народный мотивчик неизвестной песни. — Если бы успел, конечно… Вперёд Аникея.

Тут я невольно напрягся. Пальцы сами сжались в кулаки, а тело приготовилось к атаке, одного имени было достаточно, чтобы обрисовать ситуацию в целом.

— Аметист здесь?

Вопрос вырвался холодным ветром, с лёгкой злостью на собственную беспечность. В погоне за одной потёртой юбкой я совсем растерял бдительность и внимательность. А это в моей профессии может крайне плачевно закончиться.

Немой кивок друзей стал мне ответом. Ну да… Другого Аникея просто не могло здесь быть.

Чёрт!

Этого ещё не хватило…

Сытая и прилично уставшая, я проспала до самой первой зари как младенец. Давно я так не баловалась сном. Тело приятно ломило, солнечный лучик щекотал шею и лицо, и было так уютно и тепло… Что совсем не хотелось вставать. Кое-как поднявшись всё-таки с кровати, я лениво приводила себя в приличный вид, мысленно прокручивая в голове недавние события, начиная с первого дня моей практики.

Но в голове лез только упрямый мужской профиль с глубокими синими глазами, тёмными кудрями и лёгким недовольством либо высокомерием в уголке полных губ.

И что он ко мне привязался, спрашивается? Я ему ничего не сделала и вообще пыталась до вчерашнего застолья «элитный» отряд лорда Дамаса не трогать по «пустякам».

Что касаемо застолья, разум тут же ухватился за наш с медведем краткий диалог по поводу моих успехах в практике. Неосознанно взгляд ускользнул под кровати, в ногах которой сиротливо лежала моя сумка.

Отложив расчёску на столик, я подошла к своей вещице и достала из потаённого кармана амулет пришлых.

Артефакт блеснул в лучах утреннего солнца, обнажая грубые руны чужого наречия. Я покрутила диск в руке, любопытно осматривая оного и подмечая тоненькие обрезки из паутины белого паука. Они были неумело завязаны узлами в один длинный шнурок, тем не менее складывалось впечатление, что его сотворили из остатков паутины, того, что осталось. Я, конечно, не эксперт в таких делах, но знаю одно точно: пришлые никогда не признавали бракованные вещи или же халтуру.

Они ничего никогда не исправляли. Даже повреждённые копья, мечи. Никто не пытался починить, их сразу отправляли на переплавку и ковали новые.

Это отличие или, так сказать, принцип жизни был чем-то для них священным, даже, по-моему, когда-то в детстве я слышала у солдат, что манера пользоваться только лучшим и новым, а старое выкидывать — это отдельный закон в их культуре и религиозной общине.

А вот люди были хорошими умельцами в таких начинаниях, как «сделай из ничего что-то конкретное». Изобретательность некоторых и вовсе вводила в ступор, а порой доводила и до нервного смеха. Тем не менее теория о том, что это не проделки пришлых, а именно местных, окончательно подтвердилась.

Быстрее всего, артефакт — это трофей, привезённый с войны. И пусть паутина разведена была по полю не так идеально, как делали на войне, базовые знания у того, кто всё это сделал, однозначно были.