Когда тяга к женщине сильнее желания плоти, и все-таки та самая женская плоть становится проклятием, что мучит в агонии сердце. Потому что тянет к себе, как свежий хлеб голодного.

И ею не насытиться, как воздухом. Все хочется и хочется. Смотреть на прекрасные сиреневые глаза, что олицетворяют саму природу.

Никогда не видел ещё таких живых глаз. Ведь в этом взгляде весь мир!

И утренний туман…

И грозовое небо перед дождём…

И лавандовое поле далеко в горах…

И дивные фиалки, что прячутся под густой листвой леса.

А ещё неисторимо хочется трогать.

Эти смолистые, густые волосы, что изгибались послушным шелком в плетёной косе. Зарыться в них пальцами, сжать и не отпускать.

Погладить светлую кожу щёк, вниз по тонкой шее, очертить синие вены под белым атласом, будто парное молоко, кожи, вниз к выпирающим ключицам.

А потом вниз…

К манящим девичим грудям. Аккуратным, нежным…

Очертить, приласкать и отпуститься ещё ниже… ниже… ниже… вплоть до аккуратных ступней и раненой лодыжки, аккуратно приласкать ранку, даже поцеловать и сжать в своих грубых ладонях, покрытые кровью врагов, чтобы согреть, и больше никто и ничто не смогло бы причинить вреда.

Что за странные мысли?

Что за глупые желания?

И почему так быстро бьётся сердце?

— Ууу… Тяжёлый случай.

Раздался сбоку совсем не весёлый голос Баатара. Тяжёлая рука друга опустилась в дружественном хлопке на моё плечо.

— Ну, по крайней мере, не придётся бить морду другу за обиженное девичье сердце.

Пожал плечами Бельяр, не особо удивляясь моему поведению. Мне даже показалось, что он рад.