Обычная комнатушка с каменными стенами серо-белого цвета, светлым потолком, кроватью, столом и стулом меня уже сводила с ума. И иногда я тайком, крепко держась за перила, спускалась вниз — в зал.

Я уверяла себя, что мне просто скучно в комнате. Я знала, что глубоко в себе хочу встретить того, кто стал и кошмаром, и мечтой для меня.

— Если Фаарат тебя увидит, то привяжет к кровати. У тебя только начали регенерировать ткани на руках. — меланхоличный голос Аникея прозвучал со стороны камина.

Пусть очаг и не горел, но мужчина в кресле мирно попивал незнакомое мне, но наверняка дорогое вино, отбивая кончиком хвоста мелодичный ритм.

Увидев впервые его в этой форме, я немного сконфуженно замерла на месте, рассматривая блестящие чешуйки, что плавно переливались от темно-фиолетового, почти чёрного, до нежного сиреневого в некоторых местах.

— Тебя это смущает? Или неприятно видеть?

Приподнял он одну бровь на гладком лбу, и я поспешила отрицательно помотать головой.

— Нет.

Больше он не задавал вопросов, а смотрел в кучу пепла в камине, мелкими глотками опустошая бокал.

Я же неосознанно вертела головой, пытаясь без особых резких движений увидеть побольше.

— Не ищи взглядом, его здесь нет. По крайней мере днём.

Сердце сжалось в груди и резко упало в ногах.

— И где же он днём?

Язык действовал быстрее мозга, и я не успела его прикусить. Поджав губы, я спешно добавила:

— Я о Бельяре.

— А я о Садэре. — парировал невозмутимо змей, протянувшись к стеклянному графину с красивой птицей на боку, достав колпачок из горлышка, он покрутил его в руках, а потом поставил на место.

— Давина, ты знаешь, какое самое страшное наказание на свете?

Я отрицательно помотала головой и осторожно спросила:

— Какое?

— Лишиться той, что затмило солнце. Той, что ходит под рукой с лунным светом и освещает путь ночью. Той, что заставила быть лучше. Той, что научила быть счастливым. И знать, что ты отдал ей сердце, а её нет. Уже нет.