Элькин полностью отдал ему командование периметром, ответственным за охрану бункера стал Бегемот. Поэтому вертолётом Соболев мог распоряжаться как хотел. Горючего пока было в достатке, так что полёт до МГУ и обратно вполне можно было себе позволить. Элькина и компанию не особо волновало, что происходит на поверхности, поэтому можно было не соблюдать усиленной конспирации.
Бегемот не видел дальше собственного носа и решал текущие задачи, в бункере действительно был смысл от него таиться. Поэтому встреча происходила в скрытом от посторонних глаз секторе УЛЬТРА.
К моменту встречи проблему размещения тех, кому не хватило места в бункере, удалось решить. К сожалению, из-за боевых потерь людей просто стало меньше. Для тех, кто остался в живых, удалось расчистить несколько отсеков в секторе УЛЬТРА, поставить кровати, организовать хотя бы спальные места. Но люди всё равно находились в ужасающих условиях – всё могло закончиться бунтом, а русский бунт, как известно, бессмысленен и беспощаден, поэтому сметут всех, не разбирая, кто прав, а кто виноват.
Бунт Соболеву не нужен был, поэтому и была затеяна намечавшаяся Большая Игра. От успеха Кондора сейчас зависело очень многое.
Максим проснулся в 7.35 утра. День начинался обычно: надо было охранять шефа и следить за тем, чтобы он не натворил дел. Последнее время шеф что-то часто стал выпивать, почти каждый вечер. Вопрос с семьёй Максима Аликберов так и не решил. Как становилось понятно, он решил прогнуться под Элькина и изображать полную лояльность любым его решениям.
А решения у Элькина были, мягко говоря, непопулярные. Были резко сокращены продуктовые нормативы, в то время как рестораны Премиум-сектора и не думали об экономии. Были также рестораны и в ВИП-секторе, но их задачей скорее была доставка обедов прямо в апартаменты. ВИП-сектор не был построен для большого количества людей, а только для узкого круга приближённых Элькина, поэтому присутствие посторонних лиц там не приветствовалось – хватало одного просторного обеденного зала.
ВИП-сектор, несмотря на свои огромные площади, не требовал много обслуживающего персонала. Это была приватная территория для узкого круга избранных. Поскольку шеф вечерами регулярно бывал у Элькина, сам Максим также постоянно бывал в ВИП-секторе. Там тоже и не думали на чём-либо экономить. Жёсткая экономия проводилась в жилом секторе, где обитал технический персонал бункера, посольские и военные – вот на них экономили вовсю.
За прошедшее время Максим очень сдружился с Вороном и его напарником Лешим. Леший, несмотря на внешнюю угрюмость, оказался нормальным мужиком. Видом своим он напоминал Поддубного, родом был из Белоруссии, из-под Минска, позже, после развала Союза, переехал в Россию. Он был потомственным военным, его дед и прадед были запорожскими казаками, отец служил в ВДВ, да и сам Леший избрал удел десантника. После тяжёлого ранения по время грузино-осетинского конфликта его отправили в отставку, проще говоря, списали. Но Леший и на гражданке нашел себе место: он устроился в частное охранное предприятие «Славянский Щит», куда и перетянул своего боевого товарища Ворона. Так они и попали в бункер.
Насколько знал Максим, ЧОПом «Славянский Щит» заведовал Роберт Тер-Григорян, родной брат Дуче. Первоначально он был ветеранской организацией. Гамлет и Роберт вместе воевали в Афгане, а когда настала пора подумать о боевых друзьях, создали ЧОП. В девяностые годы организация стала своего рода личной армией Тер-Григорянов, но, как ни старались правоохранительные органы, ничего противозаконного им вменить не удалось. В начале 2000-х «Славянский Щит» стал элитной охранной организацией с хорошим соцпакетом и служебным жильём, куда охотно принимали ветеранов боевых действий.
Максим понимал, что сейчас расклад сил в бункере выглядит следующим образом.
Посольские, не имея ярко выраженного лидера, собрались вокруг Данаифара. Тот являлся протеже Цессарского, а учёный был сторонником генерала Соболева.
Им противостояли Элькин, Бегемот и компания, все эти бывшие министры, бизнесмены, адвокаты и прочий бомонд. Они хотели прожить сыто как можно большее количество времени.
Нейтральными были клан Тер-Григорянов, Карпов-младший и адвокат Бродский. Нейтралы пока не определились, на чьей они стороне, и предпочитали наблюдать за развитием событий.
Клён неспешно шел по коридору ВИП-сектора. Он думал о том, что Данаифар мог бы стать более лоялен, если бы узнал, кто вернул ему дочь. Но до поры до времени Квасин раскрывать свою личность не собирался. Гораздо ценнее выйдет, если он будет выглядеть администратором, решившим восстать против своих хозяев. Администратор не опасен, он не имеет никаких политических амбиций, но у религиозного деятеля с Ближнего Востока муллы Абдулхака Касури такие амбиции, несомненно, есть. Клён понимал, что, по сути, бункер – это анклав, та же община, а без руководства умных людей и взаимопомощи община обречена на быстрый упадок и вымирание.
Клён был уверен, что теперь мир снова стал общинным и каждая община будет преследовать только свои интересы, тем более если другими группами людей руководят такие, как Элькин. Пройдут годы, и Большая Игра возродится. И в неё будет играть вся Москва. Те, кто сейчас забился в бункер, найдут способы позаботиться о себе. Они создадут для себя лучшие условия. Нужно было воспитать поколение, которое сможет противостоять натиску беспринципности и бездуховности.
Предстояло проделать большую работу.
Внезапно Клёна отвлёк от размышлений нерешительный окрик старшего официанта. «Вот ведь время, не то что помолиться, даже с работы уйти нельзя!» Клёну действительно приходилось пренебрегать намазами, потому что люди Бегемота наверняка прослушивали и наблюдали все жилые помещения и докладывали о результатах Элькину.
Поэтому Клёну приходилось прибегать к лукавству. По легенде он, конечно, был управляющим одного из отелей «Синей Розы» в Дубае, но тот факт, что русский по крови управляющий отеля принял ислам, сильно выделялся бы в биографии. Поэтому Клёну приходилось изображать из себя «стандартно православного», то есть неверующего человека.
Клёна воротило от устройства российского общества, от этой стадной ментальности. Ещё четверть века назад все поголовно были готовы следовать линии партии, говорили, что Бога нет, что социалистическая идея превыше всего; теперь же все поголовно в Бога «уверовали» – стали ходить в церковь, напоказ широко и часто креститься. Клёну было противно такое двуличие и лицемерие.
К нему подбежал молодой официант: