— уточнила матушка.

Светлова помолчала, обдумывая свой ответ, — лгать она суеверно боялась — и наконец ответила:

— Нет, не скрывается.

Анна решила, что сказала правду, потому что любопытство, которое скрывалось за ее намерением остаться в монастыре, вовсе не было праздным. В конце концов, помочь родным найти исчезнувшего человека — что тут худого?

Однако, посвящать игуменью во все детали своего решения ей тоже не хотелось — наверняка откажет. Такая келейная замкнутая жизнь — конечно, здесь опасаются любого не то что скандала, а даже и скандальчика. Тем более такая история — убийство журналиста…

Возможно, матушка думала о том же самом. Не грозит ли их келейной замкнутой жизни излишняя огласка, если пустит она сюда эту молодую женщину с непонятными ей, матушке, намерениями?

Игуменья задумчиво смотрела в узкое высокое окно на заснеженный монастырский двор.

— Я вас очень прошу! — повторила Светлова.

— Хорошо! — Матушка наконец благосклонно обратила к Ане свои темные яркие глаза, свое красивое ухоженное лицо, и милостиво произнесла:

— Так и быть… Разрешаю вам остаться.

— Правда? — обрадовалась Аня.

— Правда. Фамилия у вас хорошая… Светлова. Светлая фамилия… Потому и разрешаю.

— Да? — удивилась Светлова. — А если бы была Чернова? Не разрешили бы?

Матушка остановила ее, подняв ладонь:

— Но учтите, паломницы у нас работают. Лентяек здесь нет, не держим. И работа не на компьютере, учтите — черная работа! Городских удобств у нас нет, водичка из колодца — ледяная.

— А что нужно делать? — попробовала осторожно уточнить Светлова.

— Послушание вам назначат, И вот еще что…

— Да?

— У нас тут, как вы знаете, нет ни телевизора, ни радио, мы не читаем, как вы знаете, газет, и…

— Да, и что же? — не поняла Аня.