— Мелик! . — сообщил Мудрак с порога. — Надо остановить операцию. Нас раскрыли.
— Э! — возбужденно вскочил с места полковник Радамес, которому вернули его командирские права. — Ты думаешь, что сказал? Наши люди уехали. Почему ты их не остановил?
— Я ушел из городка по другой дороге. Спешил сообщить вам...
— Спешил, не спешил, — сделал вывод Акоп, — теперь поздно судить. Их не догонишь. Надо ждать. Садись. — Он показал рукой на место за столом. — А ты, полковник, попробуй связаться с ребятами. И быстро! Пусть возвращаются.
— Мелик, — с отчаянием взмолился Радамес, понимая, какое ему предстоит дело, — ничего не выйдет. Мы их слушаем на волне, они нас — нет.
— Все равно, иди!
От магистрали к дачному поселку Отрадный вела асфальтированная дорога. Она отличалась от множества подобных своей ухоженностью и исправностью. Здесь не встречалось ни выбоин на полотне, ни облупившихся дорожных знаков на обочинах, ни поврежденных перил на мостах. Удивляться не приходилось: Отрадный издавна стал местом поселения чинов партийной и советской власти района и области. Все они вносили в развитие социализма большой идейный и практический вклад, а для себя из развитого социализма выносили еще больший вклад — материальный.
В Отрадном в кущах садов прятались от завистливых глаз богатые дачи-особняки, бдительно охраняемые старательными ветеранами внутренних дел и госбезопасности. Крутые мужчины — отставные майоры и капитаны — берегли покой тех, кто обладал в обществе равных демократических прав правами чуть большими, чем у остальных.
Новая эпоха внесла в быт Отрадного зримые перемены. Теперь те, кто выносил личные вклады из общества, отданного на разграбление, уже не скрывали того, сколько они смогли уволочь в свою нору под славным лозунгом «Грабь накопленное». Отрадный захлестнула волна новостроек. Над кущами садов поднимали острые крыши каменные чертоги, не пугающиеся собственной высоты, блеска огромных стекол и красно-медных крыш. В одной из таких новостроек проживал скромный адвокат Исаак Золотцев. Именно под его гостеприимным кровом, по сведениям Катрича, должны сегодня находиться члены штаба Акопа Галустяна.
— Куда теперь? . — спросил Андрей, когда машина въехала в поселок.
— По Фестивальной, второй поворот направо. Первый Советский тупик.
Рация штаба работала на прием. Надев наушники, полковник Радамес терпеливо слушал эфир. Зыбкое воздушное пространство, разделявшее штаб и уехавших на операцию боевиков, таинственно шуршало, потрескивало, поскрипывало, посвистывало. Но главное, чего ждали в штабе — сообщений Барояна, — волны с собой не несли.
Радамес, опустив голову на грудь, погрузился в сладкую медовую истому и незаметно для себя задремал. Он не знал, сколько прошло времени, как вдруг что-то тревожное, пугающее вырвало его из сумеречного опьянения, заставив вскочить. Тряхнув головой, он посмотрел на радиста и требовательно спросил:
— Что там?
— Беда, полковник. — Радист выглядел испуганно, и руки ег дрожали. — Это наши. У них беда...
— Баро?! Что передал?
— Он кричал: «Мелик, Мелик, Мудрак сука. Нас взяли».
— Я убью этого Мудрака! — заорал Радамес, пряча испуг за то, что проспал такое сообщение. — Прямо сейчас!
Однако, шагая к дому, Радамес столь быстро остыл, как и воспламенился. Охладила его простая мысль. Операцию в арсенале готовил Акоп. С Мудраком вел переговоры он сам. Значит, мертвый майор покроет грехи Мелика. Нет, Мудрака надо сохранить в живых. До решения штаба. А там еще видно будет, останется ли Галустян командиром особой группы, и кто пойдет под суд и расправу.
Радамес вошел в помещение, и взоры всех обратились к нему.