Затронули мы с Ильёй Владимировичем вновь и вопрос обучения в институте. Я «на пальцах» объяснил Прохорову, что полуторачасовые поездки (рано утром, шесть дней в неделю!) на учёбу — не самый лучший вариант для «молодого растущего организма». Сказал, что даже наличие у Артура собственного автомобиля не сделает эту утреннюю езду терпимой (в прошлой жизни мы в квартире Прохорова встречали праздники, но жил Атрурчик в общежитии). Директор фабрики посчитал мои слова о «личном автомобиле» шуткой — я не рассказал ему, что в иной реальности его сын уже к первому курсу обзавёлся персональной «Волгой».
Проблему отцов и детей мы с Ильёй Владимировичем полноценно не обсудили. Как мне показалось, для подобного разговора нам не хватило наличия на столе коньяку. Но Прохоров сегодня изображал трезвенника. А я решил, что мне после двух «соточек» коньяка не понравится диалог с кристально трезвым собеседником. Поэтому я не налегал даже на красное вино. И отказался от коктейля, на которые директора фабрики раскрутила официантка Светочка: Прохоров заказал для Кирилла и Артура по бокалу «Шампань-коблер» — чуть лиловый напиток, со льдом и шампанскими пузырьками, с соломинкой и с «настоящей» вишней на дне.
Несколько раз за вечер к нашему столу подходили незнакомые мне мужчины — Илья Владимирович тут же вскакивал, обменивался с ними ничего не значившими любезностями, прогуливался в их компании к бару, который отделяла от зала ресторана небольшая танцплощадка. За нашим столиком тут же оживало веселье, пока директор швейной фабрики вёл беседы около барной стойки. Парни в эти минуты не сдерживали эмоции: они в голос смеялись (как и прочие гости ресторана), обменивались впечатлениями, обсуждали музыкальный репертуар, украдкой рассматривали танцоров (особенно девиц) и нахваливали коктейли.
Танцплощадка с появлением музыкантов не пустовала. На неё то и дело выходили компании уже не молодых (и относительно молодых) женщин. Они выплясывали популярные сейчас «быстрые танцы», демонстрировали окружающим свои причёски, украшения и наряды. Чуть позже к дамам на танцполе присоединились солидно одетые и солидно подвыпившие мужчины. По их сигналу музыка для «медленных танцев» зазвучала чаще. Посматривали на танцующие пары и Артур с Кириллом. Во время «быстрых танцев» парни энергично постукивали под столом ногами. Но с мест они так и не сдвинулись: коктейлей им для смелости не хватило.
Официантка рядом с нашим столом появлялась нечасто. На мой избалованный взгляд она явно пренебрегала исполнением своих служебных обязанностей: пустая посуда успевала соскучиться у нас на столах. Пепельница, в которую курил Артур, за вечер не сменилась ни разу. Но однажды Светочка нарисовалась около нас, когда Илья Владимирович развлекал очередного знакомца. Она буквально обожгла моё лицо взглядом; не глядя, сгрузила на поднос отставленную мной в сторону посуду. И будто бы случайно толкнула меня бедром. Я улыбнулся ей — заслужил ответную улыбку. Обручальное кольцо на руке у Светочки я не увидел.
Ровно за час до полуночи официантка принесла счёт.
Светочка напомнила Прохорову, что ресторан закрывается.
Со сцены к тому времени уже исчезли музыканты — музыка стихла. Голоса посетителей ресторана всё ещё перекрикивали друг друга. Веселье за столами пока продолжалось, но будто уже в прощальном порыве. У нас на столе оставались лишь стаканы с минеральной водой и с морсом, почти пустой кувшин и тарелка с маринованным луком (комсомольцы подчистили блюда с нарезками, доели мясо — на поедание лука их запала жадности не хватило).
Илья Владимирович бросил на ресторанный счёт лишь мимолётный взгляд. И тут же сунул в папку со счётом сторублёвую купюру. Поправил левую руку. Чуть подумал, будто провёл в уме подсчёты. И бросил поверх сотенной ещё червонец. Илья Владимирович кивнул — будто сам себя похвалил за щедрость. Подмигнул своему сыну, который (как и мой младший брат) явно изумился размерам той суммы, на которую мы сегодня «посидели» в «Московском».
— Ну, вот и всё, юноши, — сказал Прохоров, — пора по домам.
Он подозвал раскрасневшуюся официантку. Вручил женщине папку с деньгами.
Светочка не заглянула в неё. Но поблагодарила Прохорова; заявила, что в «Московском» его «всегда ждут».
— Заходите к нам чаще, Илья Владимирович! — сказала официантка.
Она замерла около нашего стола, вытянувшись по струнке.
— Постараюсь, Светочка, — ответил Прохоров. — Вот только разберусь с делами. И тут же снова приду в ваш ресторан, чтобы есть шашлык и любоваться вашей, Светочка, чудной улыбкой.
По дороге домой мы почти не разговаривали. Слушали радиоприёмник.
Парни смотрели в окна автомобиля на плохо освещённые улицы Новосоветска.
Я посматривал на своего брата: заметил, что Кирилл ни на чем не фокусировал взгляд, словно мысленно он всё ещё был в пропахшем дорогими духами и табачным дымом зале ресторана «Московский».
Мы вернулись домой — родители ещё не спали.
На мамин вопрос «как провели вечер» ответил Кир. Не меньше четверти часа он описывал все прелести ресторана. Перечислял блюда, которые попробовал. Рассказывал, какую музыку слушал. Глаза его при этом восторженно блестели, как у малыша при виде наряженной новогодней ёлки.