Лишь сейчас я сообразил, что его прижатая под пиджаком к груди левая рука не просто забинтована, а в гипсовой повязке.

— Клёво! — за всех ответил Артур.

Он оглядывался по сторонам — в его карих глазах отражался свет ламп и блеск хрустальных люстр. Вертел головой и мой младший брат. Я сообразил, что Кириллу «Московский» виделся сейчас едва ли не раем на земле. Родители лишь дважды водили нас с братом в рестораны. Но те заведения были попроще, чем украшенный зеркалами, красными ковровыми дорожками и хрусталём «Московский». А я восторг комсомольцев не разделял: бывал в местах и получше, чем этот ресторан. Из памяти ещё не выветрились воспоминания о будущем. Поэтому нынешняя советская роскошь не произвела на меня должного впечатления.

К нашему столику подошла официантка. Молодая: лет двадцати восьми. Наряженная в блузу из лёгкой ткани с яркими белыми манжетами и воротником. Манжеты и воротник придавали униформе работницы элитного общепита строгий и аккуратный вид. Хотя блуза плотно прилегала к телу и делала образ официантки женственным. Подол чёрной классической юбки не дотягивался до колен. Белый фартук удачно вписывался в композицию: не просто защищал одежду, а хорошо дополнял образ советской разносчицы. Официантка скользнула по нашим лицам взглядом — быстро сориентировалась «кто есть кто».

— Здравствуйте, Илья Владимирович! — сказала она. — Ждали вас в среду. Я держала для вас столик.

— Спасибо, Светочка, — произнёс Прохоров. — Запиши его в мой сегодняшний счёт.

Он пошевелил левой рукой.

— В среду у меня был трудный вечер, Светочка, — сказал Илья Владимирович. — Уж лучше бы я его провёл у вас.

Прохоров усмехнулся и потребовал:

— Принеси-ка, Света, нам по салатику. «Столичный» отлично сгодится. Грамм по четыреста шашлычка из барашка. Сыр, колбасу на тарелочке. По бутылке минеральной воды. Морса мне клюквенного кувшин принеси: того, что я пил в прошлый раз. И две бутылки хорошего красного вина для юношей: под мясо барашка оно прекрасно сгодится.

Артур и Кирилл переглянулись — будто мысленно обменялись комментариями к заказу.

— Что-нибудь ещё, Илья Владимирович? — спросил официантка.

Она ничего не записала. Сложила ухоженные руки на фартуке. Улыбалась.

— Обязательно будет «ещё», Светочка, — сказал Прохоров. — Обязательно! Но чуть позже. Когда распробуем шашлык.

— Сейчас всё принесу, Илья Владимирович! — пообещала официантка.

Она будто случайно взглянула на меня.

Я заглянул в её зелёные глаза. Отметил, что никогда раньше их не видел. Но вспомнил очень похожий насмешливый и слегка высокомерный взгляд. Отыскал в памяти и имя его владелицы: Женя Рукавичкина. Женя училась со мной на первом курсе в МехМашИне. Но «залетела»; и взяла в академку после летней сессии. Именно вместо Рукавичкиной в комнату к Наташе Тороповой поселили на втором курсе Ларису Широву, которая перевелась в наш институт из Ростова-на-Дону. У Рукавичкиной, сообразил я, в ресторане «Московский» работала старшая сестра Светлана — об этом мне в прошлой жизни говорил Артур.

«Это была сестра нашей Женьки Рукавичкиной, — сказал тогда Прохоров, — Светлана, кажется. Она там работает… работала. Официанткой. Её эти гады подстрелили второй. Выстрелили из обреза ей в живот. В упор! Дробью. Дядя Саша сказал, что у той официантки на пузе дырень была: больше пяти сантиметров в диаметре! Представляете?»