Глава 6

Через десять минут мы услышали голоса и они и вправду показались мне похожими на детские. Несмотря на то, что хозяева этих шалашей пришли, к нам никто не заходил. Мы отчетливо ощущали запах дыма и жареного мяса и уже это нас немного обрадовало. Если это и дикари, то не настолько дикие, чтобы есть сырое мясо. Если повезет, то и нас должны будут покормить когда-нибудь.

Так и случилось. Прошел, наверное, час и в шалаш заглянула любопытная физиономия. Это была толи девочка, толи женщина. Вернее, лицом это была женщина, но ростом с ребенка лет десяти. Я слышал про разных там карликов и пигмеев, но в жизни ни разу их не встречал. Скорее, это была женщина.

Итак, она заглянула и увидела, что мы уже не спим. Она была очень грязной. Я думаю, она вообще никогда не мылась, так как слой засохшей грязи был на ней толщиной с палец. Не удивительно, что на болоте люди не моются, но из-за грязи было непонятно, какого цвета у нее кожа. На шее у нее висело подобие ожерелья из зубов какого-то животного, одежду заменяла шкура какого-то зверя. Женщина посмотрела на нас секунду и тут же исчезла. Через минуту она принесла нам сплетенную из травы тарелку, на которой дымилось свежезажаренное мясо. Что это было за мясо, я и думать не хотел. Даже, если это был какой-нибудь болотный монстр, выбирать нам не приходилось. Мы жадно набросились на еду, а женщина так и осталась стоять на входе, с любопытством за нами наблюдая.

Поев, мы решили завести разговор с незнакомкой, но не мы ее ни она нас, так и не поняли. На наш вопрос о том, как ее зовут, она что-то сказала невразумительное и указала в сторону болота. Затем уже она что-то спросила у нас и мы ей сказали, что не понимаем. Она повторила слово «понимаем» и ушла.

Через некоторое время к нам шалаш пришло еще трое удивительных людей. Теперь это были мужчины. Если, конечно, это слово можно было к ним применить. Они были тоже похожи на детей, но в руках у них были деревянные копья с каменными наконечниками. Шалаш был довольно широким, но низким, как для нас. Им же даже наклоняться было не нужно.

Я думаю, что в этом шалаше могло бы вместиться с дюжину таких человечков и им не было бы тесно. Самый высокий из них еле доставал Стену до плеча. Но они с таким деловым видом вошли, что могло показаться, что себя они считают очень большими и важными. Не буду долго описывать их внешний вид, но скажу только, что они были еще грязнее, чем женщина и носили немного другую одежду, напоминающую длинный кожаный плащ, сшитый, конечно очень грубо и что-то наподобие коротких брюк, заканчивающихся у колен. Ноги их были обмотаны куском кожи и перетянуты веревкой. Наверное, это была самая подходящая одежда для ходьбы по болотам. На головах у них ничего не было. Наверное, слой грязи, слипшийся у них в волосах, и так прекрасно заменял собой головной убор. Про себя я их так и назвал – Болотный Народ.

Войдя, мужчины начали что-то болтать на своем языке и показывать пальцами то на меня, то на Стена. Нам ничего не оставалось, как только выступать в роли музейных экспонатов и молчать. Один из мужчин хлопал себя ладонью в грудь и размахивал своим копьем в стороны. Видимо, именно этот мужчина нашел нас и теперь рассказывал своим друзьям подробности нашей битвы. Двое других смотрели на нас и кивали головами, лишь изредка перебивая первого. Затем они уселись полукругом напротив меня и один из них, который, наверное, был старшим, сказал:

– Понимаем.

Я сразу догадался, что женщина передала ему мой ответ и они решили, что так меня зовут. Я отрицательно покачал головой и сказал:

– Майк, – затем ткнул пальцем на Стена и добавил. – Стен.

Мужчины замерли на мгновение и затем рассмеялись своим детским смехом. Старший из них показал на себя и произнес:

– Грык.

Затем указал на своих товарищей:

– Грак, Грук.

Ну конечно, какие же еще могут быть имена у дикарей, которые живут на болоте и гоняются по нему за всякими чудищами, а затем едят их. Видимо, нам предстояло выучить их имена, причем постараться не путать Грака с Груком, а Грыка с Граком. Я готов был побиться об заклад, что фамилий у этих аборигенов отродясь не было. Зачем вообще им имена? Их запросто можно различать по степени загрязнения. Тот, который грязнее всех Грык, а остальные все равно одинаковые. Главное, что они положительно были к нам настроены, а все остальное уже не так и важно.

Грык, наверное, был у них кем-то вроде вождя. Он взял маленькую палочку, валявшуюся на полу, и стал перед нами что-то рисовать на земле. Сначала он изобразил большой круг, который я принял за болото, а в середине него круг поменьше, что являлось, видимо местом, где мы сейчас находились. Затем он нацарапал две фигурки, которые изображали меня со Стеном, а вокруг нас множество точек, которые были теми свиноподобными гадинами, с которыми мы так мужественно сражались. Нигде не было видно орла. Неужели он нас потерял? Стен пытался руками изобразить крылья птицы, летящей в небе, но дикари нас не поняли и стали что-то перед собой что-то живо обсуждать. Затем они встали и покинули нас. Почти сразу же вернулась уже знакомая нам женщина, и в небольшой глиняной посудине принесла нечто омерзительное, похожее на кусок какого-то желе или половину медузы. Сначала я подумал, что это наш десерт и от этого мне стало дурно, но женщина начала мне что-то говорить и из ее слов и жестов я понял только, что я должен протянуть ей свою больную руку. Теперь мне стало ясно, что меня сейчас будут лечить. Если эту гадость мне намажут на руку, то к утру, скорее всего, рука отвалится сама собой. Я стал ей показывать, что ничего не хочу, но она насильно прижала мою правую руку к полу коленом и стала разматывать свои импровизированные бинты. На них проступила кровь, но я честно терпел. Когда она стала отдирать бинт он моей кожи, мне стало дико больно и я застонал, прикусив губу. Понятия о разных инфекциях, наверное, ей были незнакомы потому, как она это все делала своими, мягко говоря, грязными пальцами. Когда я увидел то, что произошло с моей рукой, у меня мурашки пробежали по коже. Мало того, что рука выше локтя была разрезана до кости как лезвием, в самой ране копошились какие-то черви. Рана откровенно начала гнить и вонь стояла невыносимая. В моем мире это назвали бы гангреной. Причем последней степени. Тварь, которая со мной такое сделала, явно ни разу в жизни не чистила зубов. Как эта дикарка собиралась мне помочь, я не знал. Она молча набрала полную пригоршню своей «мази» и просто затолкала мне ее в рану, не особо волнуясь о том, что мне было больно. Просто затолкала и все. Не промыла рану, не вытащила оттуда червей, а просто намазала своей дрянью и замотала мою руку в ту же самую тряпку. Честно говоря, иллюзий по поводу своего выздоровления после этого, я уже не питал. Будь что будет. По крайней мере, умру среди людей, а не буду съеденным какой-нибудь гадиной.

Остальные раны, наверное, по мнению дикарки были не опасными и она вскоре ушла, но вернулась с нашей одеждой, защитой грубыми нитками в разных местах. Как ни странно, одежда была чистой и сухой, что добавило мне пищи для размышлений. Стен сразу же облачился в свою одежду и стал похож на уличного бродягу, который ходит в одном и том же пять лет. Оружия нам пока не вернули. Да и зачем оно нам сейчас было бы нужно. Я, например, сейчас его просто не поднял бы, а Стен без меня никуда не уйдет. Сейчас меня больше волновал вопрос, что же происходит в Дирланде. Не началась ли еще война. И как долго отец сможет продержаться без нашей информации. Знает ли Болотный Народ о Том Кто Спит. Если бы могли у них об этом как-нибудь спросить. Надо было что-то придумать.

Верховный Олень говорил, что Тот Кто Спит – это что-то вроде пещеры, которая бросается камнями и каким-то образом что-то рисует. Что имел в виду олень? Как это он понимает. Меня удивлял способ повествования оленей. Иногда они очень причудливым образом объясняли простые вещи. Или наоборот. Тот Кто Спит – это живое или неживое? Если спит, то живое. Но что живое живет так долго и бросает камни? Если неживое, то как нам от него добиться ответа?

Такие мысли роились в моей голове до самого вечера и я, незаметно для себя, уснул.