– Лес другого вида. Тут деревья – эгоисты. Ничем не делятся под землей, их корни не посылают другим корням ничего, ни пищи, ни вестей. Им не выжить сообща, так что, если дождь не пойдет, они все повымрут вместе. Пацан?

– Нет нигде. Сейчас, когда мы сидим, запах его на севере, он и не усиливается, и не слабеет.

– Он не движется. Спит?

– Не знаю. Но мы нагнали дни с тех пор, как отправились. Если он так и останется, мы его завтра найдем.

– Скорее, чем я думал. Это могло бы твоей жизнью стать, если б ты захотел.

– Хочешь дальше идти, когда мы его найдем?

Он отбросил кость и посмотрел на меня:

– Что еще успел Асани тебе наплести, прежде чем попытался тебя утопить?

– Что ты отправишь меня обратно с пацаном, но сам ни за что не вернешься.

– Я сказал «может быть, не вернусь», а не «ни за что не вернусь».

– И что с того?

– Зависит от того, что я сыщу. Или что сыщет меня. А тебе-то что с того?

– Ничего, вовсе ничего.

Он хмыкнул, поднялся, подошел и встал рядом. Огонь очертил резкие линии на его лице и высветил его глаза.

– Тебе зачем возвращаться?

– Ей нужен ее пузырь.

– Да не к Сангоме проклятущей – в селение. Зачем тебе возвращаться в селение?

– Там моя семья.

– Нет у тебя там никого. Асани рассказывал мне, все, что тебя ждет там, – это вендетта.

– А это уже кое-что, разве нет?