В небе, как знамя, развернулся кровавый пурпурный закат. В мрачной тишине, как того требует шариат, почти бегом, одни заменяя других, бедный люд нес тело несчастной на кладбище. Там собрался весь трудовой горемычный Лагман.
— Бедная мать!.. — доносились со — всех сторон голоса.
— Сердце матери на все пойдет…
— Она пала жертвой этой змеи Гюльшан…
— Виновата не только она, — возвысил свой голос учитель Наджиб. — За нею стоят и другие…
— Где они, кто они? — заволновались в толпе.
— Много их… Кровь несчастной падает и на хана и на муллу Башира. А больше всех виновата наша темнота… — продолжал учитель. — Наше слепое доверие к таким людям.
В глубоком торжественном молчании закутанные в белый саван останки Биби опустили в могилу.
Мир праху твоему, святая женщина!
Годы безмерного горя. Море невыплаканных слез. Брошена последняя лопата земли, поставлен и надгробный камень. Пышные ветки черных роз заколыхались над свежей могилой, и люди вернулись к своим очагам. У дорогой могилы остались только самые близкие, самые верные и преданные.
Наступила холодная лунная ночь. Временами слышался только смешанный с зубовным скрежетом стон Саида, жалобные причитания Амаль и молчаливые, полные неслышного вопля вздохи Надира:
— Мама!.. Моя бедная мама!..
Но вот уже и неумолимый рассвет. Из-за горных вершин и зелени садов блеснула заря. Первые лучи обласкали холодные надмогильные плиты с орнаментами и надписями из корана.
— Пора! — произнес Саид и, опустив голову, широко раскинув руки, прижался к могиле.
Долго лежал он безмолвный, позабывший обо всем на свете. Пересохшие губы его что-то тихо-тихо шептали. Что мог сказать женщине, покинувшей мир, исстрадавшийся раб? Какие это были слова? Ни дочь, ни Надир не слыхали, хотя они и стояли рядом. Полные слез глаза Амаль устремлены на Надира. А Надир неотрывно смотрел на могилу матери.
Мать!.. Она спасала его от вьюг и ураганов, от грома небес и морозной зимы, от бурных водопадов и горных обвалов. Защищала его от недобрых людей и от голода. Научила его говорить и ходить. Кормила, пеленала, мыла, целовала и прижимала его к своей груди, к своему сердцу. И теперь она, его первый защитник и верный друг, совершив свой последний, великий подвиг, лежит глубоко в земле, и грудь ее давит тяжелая кладбищенская земля…
И, словно нарастающий гул стихийного ливня, с торжественными перекатами грома в душе Надира уже рождалась, уже бушевала грозой новая песня:
— Пошли, сынок, пора!.. — почувствовал он вдруг любовное прикосновение руки Саида и очнулся.
Медленно возвратились они в дом учителя и, не задерживаясь, начали собираться в далекий путь. Вскоре, бесшумно ступая босыми ногами, они уже двигались по пыльной каменистой дороге…
Подобно миллионам людей, в поисках пропитания двигающихся по дорогам мира, они шагали вперед с неистребимою верой в сердцах, с неумирающей надеждой на то, что после долгих дней беспробудного мрака они все же встретят, наконец, свое утро — утро радости, света и счастья.