При этих словах нахальный тон Мадлен сразу же улетучился. На лице появилось беспокойство, и тут я увидел, что ее сходство с убитой ограничивалось лишь прической и макияжем; в целом черты ее лица были менее изящны, чем у Орхидеи, и напоминали ее лишь отчасти. Я вгляделся в них повнимательнее: испуг в светло-карих глазах, блестевших при свете уличных фонарей; складки на лбу, говорившие о напряженном раздумье. Ее руки дрожали, поэтому я взял у нее ключи от машины и деньги, затолкал их в сумочку и бросил все это на капот «паккарда». Чувствуя, что вот-вот могу получить важную зацепку, я сказал:

— Вы можете поговорить со мной здесь или где-нибудь в центре, мисс Спрейг. Только, пожалуйста, не врите. Я знаю, что вы были с ней знакомы, поэтому если вы попытаетесь пудрить мне мозги, то отправитесь а участок, а там вас ждет огласка, которая вам совсем ни к чему.

Нахальная девчонка наконец взяла себя в руки. Я повторил:

— Так здесь или в участке? — Она открыла мне правую дверь «паккарда», а сама села слева за руль. Я разместился рядом и, чтобы видеть ее лицо, включил в салоне освещение. В нос ударило запахом кожаной обивки и затхлым ароматом духов.

— Скажите, как долго вы знали Бетти Шорт?

При свете Мадлен чувствовала себя не в своей тарелке.

— Откуда вы узнали, что мы с ней были знакомы?

— Когда прошлым вечером я расспрашивал официантку в баре, я видел, как быстро вы улизнули оттуда. Как насчет Линды Мартин? Вы были с ней знакомы?

Длинным накрашенным ногтем Мадлен коснулась руля.

— Поверхностно. Я встретила Бетти и Линду прошлой осенью в «Ла Берне». Бетти сказала, что она там впервые. Потом мы разговаривали еще один раз. С Линдой мы разговаривали чаще, но в основном болтали о всяких пустяках в баре.

— Прошлой осенью, это когда?

— По-моему, в ноябре.

— Ты с ними спала?

Мадлен поморщилась.

— Нет.

— А почему нет? Эти притоны, собственно, для этого и существуют, ведь так?

— Не совсем.

Я легко похлопал ее по плечу, обтянутому зеленым шелком.

— Ты — лесби?

Мадлен зарокотала, как ее отец: