В заключение разговора о том, «а кому он нужен…», нельзя не подумать еще об одной – далеко не последней! – стороне дела: о влиянии космических полетов на умы, на души человеческие, на весь нравственный климат общества.

А влияние это существует. И немалое! Пропагандистский, воспитательный, наконец, просто облагораживающий души эффект космических полетов бесспорен. Соразмеряя связанные с космическими исследованиями «расходы и доходы», сбрасывать со счетов эту сторону дела было бы, честное слово, грешно.

Правда, нередко мне кажется, что и тут мы не всегда «снимаем все центнеры с гектара»: пишем о космических делах, показываем их в кино, театре и на телевидении, используя далеко не полностью все фактические и эмоциональные богатства, в этих делах заложенные. Живой интерес, более того – сопереживание безотказно появляются у людей всякий раз, когда они получают подробную, откровенную информацию о том, что задумано, когда и как будет сделано, какие трудности придется при этом преодолеть – и какие встретились в действительности. Кто, наконец, всю эту непростую работу делает… Словом – все по правде.

Кстати, это не только моя точка зрения. После гибели В. Комарова Гагарин заметил: «Может быть, чересчур бодрые репортажи о нашей работе способствовали тому, что космические полеты воспринимались некоторыми как заведомо счастливый и легкий путь к славе».

И жизнь эти горькие слова Гагарина подтвердила.

Незадолго до того погибли американские астронавты Гриссом, Уайт и Чаффи. Несколько лет спустя так же трагически закончился полет экипажа корабля «Союз-11» – Г. Т. Добровольского, В.Н. Волкова и В. И. Пацаева. В январе 1986 года катастрофа американского корабля «Челленджер» унесла жизнь еще семи человек.

Несколько раз космонавты попадали в сложные положения, к счастью, завершившиеся благополучно благодаря их высоким волевым качествам и профессиональной подготовленности.

Так, космический корабль В. Г. Лазарева и О. Г. Макарова, не выйдя на орбиту, устремился по крутой параболе вниз, к земле. Экипаж перенес огромные, не встречающиеся в нормальном космическом полете перегрузки; в довершение всего приземлился их корабль на крутой склон заснеженной горы, в безлюдной, труднодоступной для эвакуационной службы местности. «Экипаж проявил мужество и стойкость и благополучно вышел из очень трудной обстановки», – писал впоследствии об этом Г.Т. Береговой.

В не менее сложное положение попали В. Д. Зудов с В. И. Рождественским, когда их корабль «Союз-23» приземлился… Нет, точнее будет сказать – приводнился в небольшое соленое озеро, затерявшееся в раскинувшейся на сотни километров степи. Нарочно попасть в него вряд ли удалось бы. А вот случайно – пожалуйста. К тому же дело было ночью, при сильном ветре, густом снегопаде. Берега озера оказались заболоченными – что называется: ни пешком, ни вплавь. Казалось бы, все силы природы, будто нарочно, объединились против космонавтов. Вместо нужного им режима реадаптации их встретила сильная качка, холод, полная неясность возможных сроков эвакуации. Но все это Зудов и Рождественский выдержали с должной невозмутимостью: выбрались без посторонней помощи из скафандров, исправно поддерживали связь со спасателями, даже поели…

Что говорить, нелегко досталось экипажу «Союз-23» возвращение на Землю!

Но в полете Н. Н. Рукавишникова и болгарского космонавта Г. И. Иванова на корабле «Союз-33» из-за неисправности силовой установки под угрозой оказалась сама возможность возвращения! Поиски выхода из создавшегося положения, предпринятые совместно экипажем и Центром управления, привели к тому, что такой выход был найден – у космического корабля оказались резервные возможности, которые и были успешно использованы.

Слов нет, риск в каждом космическом полете присутствует. Не может не присутствовать. Ведь даже обычный автомобиль считается «источником повышенной опасности». А в космосе – глубокий вакуум, метеоритная опасность, ответственные задачи выведения на орбиту в начале полета и спуска на Землю в конце. Неудивительно, что эти факторы время от времени напоминают о себе… Скорее стоило бы удивиться тому, что при всем при том подавляющее большинство космических полетов протекает «как по нотам». Вернее, даже не столько удивиться, сколько подумать о том, какая титаническая работа тысяч людей, объединенных в мощные научные, конструкторские, учебно-методические коллективы, стоит за этой благополучной статистикой!

И все же прав был Гагарин. Эта работа – летать в космос – под определение «заведомо счастливый и легкий путь к славе» не очень-то подходит…

Полет «Восхода» был последним, в котором я наблюдал космонавтов непосредственно на космодроме – начиная от старта и кончая послеполетным отчетом. На том мое посильное участие в делах, связанных с пилотируемыми космическими полетами, практически закончилось.

Подоспели новые проблемы, новые задания – снова в родной мне авиации (хотя по солидности возраста и небезукоризненности здоровья, увы, уже не за штурвалом испытуемого самолета, а на грешной земле).

Космонавтов последующих лет я, естественно, знаю гораздо меньше. Хотя многим из них – в плане, так сказать, частного знакомства – по-человечески искренне симпатизирую. Но все-таки в том самом деле, на котором они проявили свои знания, умение, волю, я их вплотную не наблюдал. Поэтому и рассказывать о них чувствую себя не очень-то вправе.

И тем не менее об одном из них скажу!

Скажу потому, что хотя и не принимал участия в подготовке и не видел его космического полета вблизи, но зато хорошо знаю многие, очень многие его «докосмические» полеты.

Читателю, наверное, уже ясно, что речь пойдет о Георгии Тимофеевиче Береговом.

В произведениях художественной литературы – того же Теодора Драйзера, например, – мы читали о людях, вынужденных несколько раз в своей жизни «начинать с нуля». Но почти всегда именно вынужденных – в результате какого-то постигшего их делового или иного жизненного краха. И умение человека встать на ноги после глубокого нокдауна всегда вызывало у нас уважение.