— Ты о чем?
Она жестом просит меня подойти поближе. Я сажусь на край кровати.
— Еще ближе.
Я подвигаюсь. Она протягивает руки, мягко хватает меня за плечи и притягивает к себе. Она обнимает меня.
Я не сразу понимаю, но потом до меня доходит, я закрываю глаза и крепко обнимаю ее.
Она рыдает. Беззвучно, но от души.
И я обнимаю ее и позволяю ей выплакаться. И мне вовсе не грустно. Потому что это не те слезы, которые нужно унимать.
58
Уже пять часов, и, кроме меня и Джеймса, в офисе никого не осталось. Большая редкость. Всех монстров временно уложили спать. Мы можем жить по расписанию. Я собираюсь этим воспользоваться.
Я слежу, как распечатывается мой отчет. Скоро появится последняя страница, что ознаменует окончание дела Джека-младшего. Вся его кровь, страдания и жизнь быстро остались в прошлом.
Впрочем, не совсем так. То, что он делал, долгие годы будет эхом отзываться в наших жизнях. Он резал глубоко, по живому. В шрамах нет нервов, но они видны, и иногда на рассвете они чешутся, как давно потерянная конечность.
— Вот мои заметки, — говорит Джеймс.
Я вздрагиваю. Он кладет бумаги на стол.
— Спасибо. Я почти закончила.
Он стоя смотрит на принтер. Редкий момент. Нам с Джеймсом комфортно молчать рядом друг с другом.
— Наверное, мы так никогда и не узнаем, — говорит он.
— Наверное, нет.
У нас общий темный поезд и общий интерес. Нам не нужны долгие беседы.
Существовал ли кто-то до отца Питера Хиллстеда? Был ли дедушка-убийца или такой же прадедушка? Если бы мы могли очутиться в том времени, когда не было ни сложных ухищрений сегодняшней практики уголовных расследований, ни базы компьютерных данных, кто знает чего мы смогли бы достичь?
Смогли бы мы поймать человека в цилиндре, который не имел лица, но ловко орудовал сверкающим скальпелем?