Я просыпаюсь от прикосновения и резко скатываюсь с дивана, одновременно выхватывая пистолет. Еще не успев открыть глаза. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить: это Томми. Он вроде не напуган: просто стоит, опустив руки. Я убираю пистолет.

— Извини, — говорит он.

— Нет, это ты меня извини, Томми.

— Я закончил осмотр. Единственный «жучок», который мне удалось найти, установлен на твоем телефоне. Наверное, потому, что ты живешь одна. Если ты не разговариваешь сама с собой, телефон — единственное, что стоит прослушивать.

— Значит, телефон и машина.

— Да. Я вот что предлагаю. Я сегодня переночую здесь, на твоем диване. А завтра последую за тобой.

— Ты уверен, Томми? Насчет того, чтобы остаться здесь?

— Ты сейчас мой главный клиент. Моя работа — охранять тебя круглосуточно.

— Я совру, если скажу, что мне это не нравится. Спасибо.

— Без проблем. Я твой должник.

Я долго смотрю на него.

— Знаешь, Томми, по правде ты мне вовсе ничего не должен. Я просто делала свою работу. Сомневаюсь, что ты считаешь тех, кого охранял по долгу службы, своими должниками.

Он качает головой:

— Нет, не считаю. Но они считают себя моими должниками. Потому что речь шла об их жизни. Ты не бросила меня в тяжелую минуту. Не важно, считаешь ли ты меня своим должником, я сам считаю, что обязан тебе. — Он недолго молчит. — Мне только горько, что меня здесь не было, когда пришел Сэндс.

Я улыбаюсь:

— Мне тоже.

Он кивает:

— Сейчас я тебе нужен, и я здесь. Выспись хорошенько. Теперь тебе не о чем беспокоиться. — Он смотрит на меня, и его глаза меняются. Они каменеют. Леденеют. Замерзший гранит. — Любому, кому ты понадобишься, придется пройти через меня.

Я смотрю на Томми. Действительно смотрю. Думаю о сне про отца, обо всем, что случилось. Обо всем, что может случиться. Я изучаю его темные, глубокие глаза. Его красивое лицо. Чувствую томление.