Ариадна бросила на отца молящий о помощи взгляд, но отец смотрел поверх ее головы: глаза его были устремлены через толпу придворных на четыре пары двойных дверей, что отделяли внутренние покои от приемного зала. Створки одной из дверей были открыты, и сквозь них лился свет; Ариадна знала, что и вторые двери, отделявшие зал от южного и восточного портиков, тоже должны быть открыты, — но и представить не могла, что хочет увидеть там отец. Цветок вокруг ее сердца закрылся — Ариадна была уверена, что раскрывается он лишь встречь Дионису. А Пасифая уже поднялась. Ариадна молча склонила голову, признавая правоту матери, и шагнула к дверям.

— Постой! — Пасифая схватила ее за руку. Голос ее был так тих, что придворные ничего не слышали, но резал, как нож. — Ты взлетела еще не так высоко, чтобы шествовать впереди меня.

Ариадна посторонилась и пропустила мать. Они миновали склонившихся придворных (Ариадна благодарила судьбу, что сейчас нельзя было понять, кому именно они кланяются) и вышли в коридор. Ариадна перевела дух и чуть успокоилась; но мать не останавливалась и не оборачивалась к ней, пока они не обогнули покоев царицы и не поднялись по маленькой деревянной лесенке. Отсюда до комнат Ариадны и Федры была всего пара шагов.

Пасифая вплыла в комнату — и повернулась так резко, что едва не захлопнула двери перед самым носом Ариадны.

Царица снова распахнула их, рывком втянула Ариадну внутрь и опять захлопнула створки.

— Говори, что ты сделала? — прорычала она, бешено тряся дочь.

— Только то, чему меня учил Дедал, — выкрикнула Ариадна. — Он сказал, что нашел слова и описание обряда в каком-то древнем свитке, и научил меня, что делать — и что говорить. Я делала все так, как он объяснял. Ты видела все. И слышала.

— Тогда почему Дионис пришел к тебе, хотя никогда не приходил к царице Европе?

— Откуда мне знать? — ощетинилась Ариадна. Хватка Пасифаи немного ослабла, Ариадна вывернулась и отскочила в сторону. Мать уставилась на нее — но не пыталась снова схватить. Чувствуя себя в безопасности — мать стояла в паре шагов от нее, — девушка добавила: — Возможно, бабушка не совсем точно исполняла обряд — но Дионис сказал, что просто некоторым жрицам дано Призывать его, а некоторым нет.

Пасифая с сомнением фыркнула и пожала плечами.

— Меня он услышал бы, — заявила она.

— Матушка... — тоненько вскрикнула Ариадна, и голос ее сорвался.

Царица рассмеялась.

— О, не тревожься. Мне твой божок не нужен. Ариадна покачала головой, но не стала переубеждать мать.

Хоть она и перепугалась до полусмерти, когда Пасифая сказала, что Дионис непременно бы услышал ее, это не было боязнью того, что он предпочтет ее мать. Он сделал свой выбор, и Ариадна знала уже, насколько опасно противостоять его воле или пытаться убедить его в том, что он ошибся. Мать может считать себя неприкосновенной, и в большинстве случаев так оно и есть, но Ариадне припомнился жесткий взгляд Диониса, искорки безумия в его глазах — безумия, смертельного для того, кто пробудил его, — когда Пасифая, нарушая приказ бога удалиться, попыталась привлечь его внимание. Как это странно — бояться за мать, вместо того чтобы бояться ее.

— Можешь оставить себе своего божка, — продолжала Пасифая, свысока глядя на Ариадну. — Когда Призову я — явится кто-нибудь поважней покровителя лоз.

Ариадна, хоть и продолжала молчать и опустила глаза, чтобы скрыть, о чем она думает, с трудом сдерживала смех. Если Дионис придет, как обещал, и благословит лозы и вино, если вернется тот сладкий, крепкий, ароматный напиток, которым всегда славился Крит, — золото хлынет сюда потоком. Тогда благословлять ее имя станут не только крестьяне и виноделы, но и та знать, в чьих имениях они трудятся. Ей не будет нужды завидовать никаким жрицам, сколь могущественны ни были бы их бог или богиня. Не спрашивая у матери позволения, Ариадна направилась к двери.

— Куда собралась? — спросила Пасифая. — Сними эту юбку. По полу ты в ней каталась, что ли?

Но и эта стрела не попала в цель. Ариадна не поняла, куда метит мать, потому что измазала юбку во время уборки в покоях жрицы; своим замечанием Пасифая вызвала у нее приятные воспоминания — с каким удовольствием подчинились ее помощники, когда девушка велела им разобрать и переставить вещи старой жрицы. Но когда Ариадна развязала юбку и бросила ее на кровать, царица расхохоталась.

— Да он даже не сделал тебя женщиной! — воскликнула она.