Он вспомнил о смертной ночи – воспоминания возвращались, словно крылатые демоны. В том выдолбленном бревне он сошел с ума, стал таким безумным, что едва ли какая-то часть души дождалась возращения, когда его ослепил свет зари. Сейчас безумие вырвалось на свободу, оно схватило его за руки и ноги, но еще не решило, когда именно показать себя. Нет ничего, что может его сдержать. Нет никого.
Кроме Красной Маски.
Того, что выпустил свое безумие много лет назад.
Глава 5
Самки черепах, известных как «виники», населяют по преимуществу верховья многочисленных истоков реки Летер, гнездятся в прудах и мелких болотах среди хвойных рощ подножия гор Синей Розы. Горные ручьи, разлившиеся у плотин плоскохвостых речных крыс, мелкими шажками спускаются к более широким руслам, питающим великую реку. Черепахи – виники имеют длинные панцири с гребнями; передние лапы у них сильные, с широко расставленными пальцами. В сезон откладывания яиц самки – они много мельче самцов, живущих в глубоких морях – заполняют пруды, отыскивая гнезда водяных павлинов. Найдя гнездо достаточно широкое и доступное, самка виника присваивает его. Прежде чем отложить свои яйца, она выделяет слизь, закрывающую яйца птицы – слизь, наделенную свойством замедлять развитие птенцов. Когда кладка собственных яиц готова, самка отрывает гнездо, пуская в свободное плавание по воле течения. В местах перекатов и запруд собираются молодые самцы; они перетаскивают гнезда через клочки сухой земли, чтобы кладки могли продолжать миграцию к реке Летер.
Много гнезд тонет или встречает иные гибельные препятствия на долгом, трудном пути в море. Иные расхищаются взрослыми виниками, обитающими в глубине реки. Когда гнезда достигают моря, зародыши пробивают скорлупу и питаются птичьими яйцами, а затем ныряют в соленую воду. Лишь по достижении взрослого возраста – шестьдесят, семьдесят лет – новое поколение виников начинает путешествие длиной в год, назад к реке, к далеким, мутным прудам родильного леса Синей Розы.
Гнезда качаются в волнах реки Летер, проплывая мимо города Летераса, столицы Императора. Лодки местных рыбаков их избегают, потому что иногда большие самки следят за кладками из – под воды и, если не голодны настолько, чтобы разорить гнезда, начинают их защищать. Редкий рыбак добровольно дерзнет противостоять существу весом с галеру и способному клювом и когтистыми лапами разорвать эту галеру надвое.
Появление гнезд знаменует начало лета. Как и тучи мошек, клубящихся над рекой, снижение уреза воды и вонь обнажившихся гнилых тростников.
На плоском берегу около Старого Дворца, там, где пустырь окружает основания старинных башен, из которых одна построена из черного камня и окружена низкой стеной, показалась горбатая фигура, скрытая плащом с капюшоном. Она с трудом продвигалась ко входу, неловко, мучительно ковыляя. Спина существа была скрючена выбросами необузданной силы, пока отростки каждого позвонка не стали видимы даже через грубую ткань плаща; плечи так выдвинулись вперед, что руки почти касались земли. Идущий хватался за камни, помогая искореженному телу двигаться.
Он ищет гнездо. Курган неровной земли, мертвые травы, червоточина – дыра в покинутое ныне владение. Напрягая магические чувства, он переползает от одного кургана к другому. Пусто… пусто… пусто.
Странные насекомые разбегались с его пути. Комары вились сверху, но не решались кормиться – кровь искателя поражена хаосом. Свет умирающего дня касался его бесформенной тени, словно удивляясь: откуда на замусоренном дворе появилось столь мерзкое пятно?
Пусто…
Но не здесь. Он позволил себе краткий миг радости. Наконец подозрения подтвердились. Мертвое место… не вполне умерло. О, Азат стал бездушным камнем, сила и воля покинули его. Но некая магия сохранилась – тут, под громоздким курганом, в круге сломанных древесных стволов. Явный Куральд. Может, Галайн – вонь Тисте Анди почти осязаема. Ритуал пленения, плотное переплетение нитей, чтобы удержать что-то… кого-то… внутри.
Существо еще сильнее согнулось, послало вперед чувства – и тут же отпрянуло. Дыхание со свистом вырвалось из кривых губ.
Ханнан Мосаг замер, скорчившись на самом краю кургана. Мысли его мчались.
Возле руин текла река, стремясь к дальнему морю. По ее спине лениво плыли гнезда виников; мутно-зеленые яйца, все еще хранящие тепло дня, заключали внутри плохо различимые, беспокойные существа, явно желающие пробиться к свету.