««МиГ» догнал меня, пролетел очень близко, сначала был сзади, потом оказался сбоку. Скорость у него была больше, чем у меня. Я заметил взгляд пилота под шлемом. Он недолго меня преследовал, потом ускорился и исчез в никуда. Несколько минут мне казались вечностью. Меня вновь охватило смешанное чувство. Облегчение, потому что в меня не стреляли, и сомнение, и тревога, ведь теперь я точно знал: им известно, что я лечу над их территорией.»
Постоянное сопровождение низко летящего самолета скоростными истребителями было невозможно. Сделав несколько пролетов и не получив команды о дальнейших действиях, МиГи возвращались на аэродромы.
В районе Пскова в это время проходили учения авиации, и по ошибке самолету Руста было присвоено обозначение «свой» как участнику учебных полетов. Покинув зону учений, «Сессна», тем не менее, не была идентифицирована в качестве нарушителя. Ее — опять же по ошибке — посчитали участником поисково-спасательной операции, проводящейся по факту случившегося накануне крушения самолета ВВС близ Торжка. Только при вхождении самолета в зону контроля Московского округа ПВО в нем опознали постороннего. Однако ни командующий шестой армией ПВО, ни Центральный командный пункт ПВО, ни Генеральный штаб ПВО не посчитали его «чужим», приняв за простого нарушителя режима полетов, то есть «своего». Советские легкомоторные самолеты, поднявшиеся в воздух без своевременной заявки на полет, не были большой редкостью и не воспринимались как цели особой важности. В это время ухудшилась погода, пошел дождь, «Сессна» нырнула в подоблачное пространство и пропала с радаров.
В 18.30 самолет вошел в воздушное пространство Москвы. Поначалу Руст планировал приземлиться в Кремле, но кремлевская Ивановская площадь оказалась для этого слишком мала. Для посадки подходила Красная площадь, но на ней в тот момент находилось много людей. Немец в дальнейшем так вспоминал о своем намерении приземлиться на главную площадь страны:
Осознав невозможность посадки на Красной площади, Руст сделал последний разворот над гостиницей «Россия» и стал готовиться к приземлению на Большой Москворецкий мост. Он начал снижаться над ул. Большая Ордынка, крылья самолета едва не касались крыш. Постовой ГАИ, заметив приближение самолета, предупредительно включил по обеим сторонам моста красный сигнал светофора. Самолет идеально попал в пространство между натянутыми по обеим сторонам моста линиями троллейбусной сети. «Сессна» благополучно приземлилась и по инерции докатилась по Васильевскому Спуску до храма Василия Блаженного и Спасской башни Кремля. На часах было 18.55.
Впоследствии Руст так говорил о первых минутах после приземления:
«Тут я заглушил мотор и долго сидел в кабине, целых четверть часа. Я спрашивал себя, не стоит ли вновь взлететь и вернуться назад. Слишком поздно, Матиас, ответил я сам себе. Горючего не хватит. Я решился, открыл кабину и спустился. Меня сразу же окружила толпа.»
Руст выбрался из кабины в ярко-красном комбинезоне, и его окружила толпа, полагавшая, что снимают кино. Через некоторое время на место приземления прибыл наряд милиции, у Руста спросили визу и, получив отрицательный ответ, забрали нарушителя границы в отделение.
За дело взялись следователи КГБ. На допросах они пытались найти связь между полетом Руста и западными спецслужбами. Порой следователи прямо требовали от немецкого пилота признаться в получении денег за эту провокацию. Сотрудники КГБ недоумевали, как нарушитель в большом городе в точности вышел на Красную площадь. На это они получили прямой и бесхитростный ответ, который никак не вязался с подозрением в шпионаже:
После допроса Руста перевезли в Лефортовскую тюрьму, где он провел значительную часть периода от начала следствия до суда и время после вынесения приговора. Несмотря на достаточно комфортные условия пребывания, Руст пребывал в подавленном состоянии. Он боялся, что на волю ему уже не выйти. На нервной почве за несколько недель он похудел на 10 кг. Для поддержания общения к нему в двухместную камеру подселили пойманного на фарцовке в гостинице «Астория» учителя английского языка Александра. Тот пересказывал ему на английском языке заметки из газеты «Правда», внося в тюремную жизнь хоть какое-то разнообразие. В камере Руст пытался учить русский язык, но дальше фраз «Я хочу домой», «Я лечу домой», «самолет» и «извините» дело не пошло.
Начальник тюрьмы А. М. Петренко проявил необычайное внимание к немецкому насельнику его учреждения. Помимо создания для него достаточно удобных условий, Петренко часто навещал Руста и много с ним разговаривал. Будучи фронтовиком, встретившим Победу в Берлине, Петренко охотно делился воспоминаниями о войне и живо интересовался современными событиями, так или иначе связанными с Германией.
Внимательное отношение к подсудимому выходило и за тюремные стены. Во время перерывов в судебных заседаниях из тюрьмы доставляли довольно вкусные и разнообразные обеды. Позже Руст вспоминал, что за обедом начальник тюрьмы рассказывал ему об истории Лефортово, о друге и сподвижнике Петра I Франце Лефорте. По просьбе Руста Петренко даже отложил выход на пенсию до того момента, пока судьба немецкого пилота не будет полностью решена.
Непосредственно суд над Рустом проходил три дня, со 2 по 4 сентября 1987 года. Юношу обвиняли в нарушении государственной границы, несоблюдении воздушного законодательства и хулиганстве, создавшем угрозу жизни и здоровью людей при посадке в центре города. На суде, говоря о мотивах своего полета, Руст повторил показания, данные на следствии: совершенные им действия он назвал призывом к миру.
Матиас Руст был приговорен к 4-м годам лишения свободы и еще более года продолжал находиться в Лефортово. Однако в некий день к нему в камеру пришли охранники, принесли штатскую одежду и приказали собираться. В комнате свиданий, куда его привели, Русту зачитали указ об амнистии, подписанный Председателем Президиума Верховного Совета СССР А. А. Громыко. Руст позднее признавался:
После амнистии Руст вернулся в ФРГ, где практически сразу стал мишенью обвинений в безрассудстве. Обвинений, предполагающих судебное разбирательство, ему не предъявляли, но подвергли множеству проверок, по итогам которых лишили его лицензии пилота.
Для советской армии полет Руста стал катализатором перемен, прежде всего в руководящем составе. Своих постов лишились министр обороны Сергей Соколов и командующий ПВО Александр Колдунов. В первые две недели после случившегося в отставку были отправлены в общей сложности более 30 генералов и офицеров более низкого ранга. Среди участников событий распространилось мнение, что Горбачев воспользовался ситуацией, чтобы заменить неугодные ему военные кадры, поскольку волна отставок затронула в первую очередь руководящий состав Министерства обороны. Теория подкреплялась и тем, что на пост министра обороны был назначен лояльный Горбачеву Дмитрий Язов.
Но главный вопрос заключается в самой возможности этого полета. Почему он вообще был осуществлен, почему не был пресечен задолго до приближения «Сессны» к Москве? Если отбросить неподтвержденные теории об участии в подготовке этой акции иностранных спецслужб и об их связи с высшим руководством советского государства, что якобы сделало полет возможным, в сухом остатке окажется целый набор удачно совпавших факторов.
Прежде всего к таким факторам следует отнести выбранную Рустом в качестве прикрытия оживленную трассу Хельсинки — Москва. Продолжают этот список бездействие поднятых на перехват МиГов, учения, проходившие по маршруту следования Руста, ошибочное присвоение метки «свой» и отнесение «Сессны» к нарушителям режима полетов, и, наконец, невозможность активных военных действий в небе над Москвой. Такое совпадение может выглядеть невероятным, но в ситуации с Рустом случилось именно оно, что и позволило полету состояться.
Следует сказать, что за 4 года до полета Руста в советском небе произошла катастрофа, напрямую повлиявшая на ход рассматриваемых событий. 1 сентября 1983 года неподалеку от Сахалина советскими ВВС по ошибке был сбит южнокорейский «Боинг‑747» с 23 членами экипажа и 246 пассажирами на борту. Пилоты «Боинга» неправильно настроили автопилот и не проверили координаты движения, в результате чего самолет отклонился от курса, пересек воздушную границу Советского Союза и пролетел над территориями Камчатки и Сахалина. Исходя из данных радиолокационного наблюдения, советские военные приняли его за американский самолет-разведчик, который некоторое время до пересечения границы сопровождал южнокорейский лайнер. При визуальном контакте летчик поднятого на перехват истребителя Су‑15 также не опознал в нарушителе гражданское судно.
Международно-правовым итогом события с «Боингом» стало принятие 10 мая 1984 года на Ассамблее международной организации гражданской авиации протокола, касающегося изменения чикагской Конвенции о международной гражданской авиации. Внесенные изменения уточнили, что