Книги

Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

22
18
20
22
24
26
28
30

В отношении строительства УРов [укрепленных районов. — Прим. автора] я допустил со своей стороны также преступное бездействие… В результате моей бездеятельности УРы к бою готовы не были…

Я допустил беспечность с выдвижением войск к границе. Вместо того чтобы, учитывая обстановку за рубежом, уже в конце мая месяца вывести все свои части на исходное положение и тем самым дать возможность принять правильные боевые порядки, я ожидал директив Генштаба, пропустил время, в результате чего затянул сосредоточение войск, так что война застала большую половину сил на марше в свои исходные районы…

В отношении складов. Я допустил схематическое утверждение складов, приближенных к границе на 50–60 км. В результате этого склады были в первые же два дня подожжены авиацией противника или наши войска вынуждены были, отходя, рвать их сами.

В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца и его заместителя Таюрского, допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны. В результате таких действий в первый же день войны авиация понесла огромные потери, не успев подняться в воздух из-за краткости расстояния от госграницы до аэродрома…

Таким образом, я признаю себя виновным в том, что благодаря своей бездеятельности я совершил преступления, которые привели к поражению Западного фронта и большим потерям в людях и материальной части, а также и к прорыву фронта, чем поставил под угрозу дальнейшее развертывание войны.»

Участие в антисоветском заговоре с целью военного предательства Павлов также поначалу не подтверждал: «Ни от кого задания открыть Западный фронт я не получал…» Но в дальнейшем и в этом Павлов был вынужден сознаться: «Действительно основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации».

Подготовленное 21 июля 1941 года обвинительное заключение делало акцент на преступном бездействии подсудимых. Обвинения в заговоре и антисоветской деятельности, хотя и упоминались, отошли на второй план и не были положены в основу уголовного дела. Командующий фронтом Павлов и начальник штаба Климовских обвинялись в том, что, «являясь участниками антисоветского военного заговора, предали интересы Родины, нарушили присягу и нанесли ущерб боевой мощи Красной Армии, то есть в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58–1б, 58–11 УК РСФСР». Из обвинительного заключения также следовало, что начальник связи Григорьев «не организовал работу связи фронта, в результате чего было нарушено управление войсками и взаимодействие частей», а командарм Коробков «преступно бездействовал, в результате чего вверенные ему силы понесли большие потери и были дезорганизованы», т. е. они совершили преступление, предусмотренное статьей 193–17б УК РСФСР.

22 июля 1941 года в ходе рассмотрения дела в Военной коллегии Верховного Суда СССР действия Павлова и его соратников были переквалифицированы еще более радикально. Теперь в обвинительном заключении значились «халатное отношение к службе» (статья 193–17б УК РСФСР) и «действия по сдаче вверенных военных сил и оставлению неприятелю средств ведения войны вопреки военным правилам» (статья 193–20б УК РСФСР). Дело слушалось ночью в закрытом формате, без участия свидетелей и защитников, без права обжалования судебного решения. На заседании председательствовал глава Военной коллегии армвоенюрист В. В. Ульрих — тот же, что председательствовал на судебном процессе по делу Тухачевского.

Во время судебного допроса Павлов сознался в бездеятельности при командовании Западным округом: «Я признаю себя виновным в том, что не успел проверить выполнение командующим 4-й армией Коробковым моего приказа об эвакуации войск из Бреста. Еще в начале июня месяца я отдал приказ о выводе частей из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником. Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу [нарком обороны С. К. Тимошенко. — Прим. автора]».

Интересно, что подсудимый Коробков в судебном заседании отрицал показания, данные против него Павловым: «Показания Павлова я категорически отрицаю. Как может он утверждать это, если он в течение 10 дней не был у меня на командном пункте. У меня была связь со всеми частями, за исключением 46-й стрелковой дивизии, которая подчинялась мехкорпусу. На предварительном следствии меня обвиняли в трусости. Это неверно. Я день и ночь был на своем посту. Все время был на фронте и лично руководил частями. Наоборот, меня все время обвиняло 3-е Управление в том, что штаб армии был очень близок к фронту».

В последнем слове Павлов отказался от своих показаний о ведении контрреволюционной деятельности, высказал мнение о причинах поражения в первые дни войны и постарался примирить свои слова с показаниями командарма Коробкова:

«Я прошу исключить из моих показаний вражескую деятельность, так как таковой я не занимался. Причиной поражения частей Западного фронта являлось то, что записано в моих показаниях от 7 июля 1941 г., и то, что стрелковые дивизии в настоящее время являются недостаточными в борьбе с крупными танковыми частями противника. Количество пехотных дивизий не обеспечит победы над врагом. Надо немедленно организовывать новые противотанковые дивизии с новой материальной частью, которые и обеспечат победу.

Коробков удара трех механизированных дивизий противника выдержать не мог, так как ему было нечем бороться с ними.

Я не смог правильно организовать управление войсками за отсутствием достаточной связи. Я должен был потребовать радистов из Москвы, но этого не сделал.

В отношении укрепленных районов. Я организовал все зависящее от меня. Но должен сказать, что выполнение мероприятий правительства было замедленно.

Я прошу доложить нашему правительству, что в Западном особом фронте измены и предательства не было. Все работали с большим напряжением. Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне.»

Членам суда понадобилось около трех часов, чтобы рассмотреть дело и вынести решение. Военная коллегия Верховного Суда СССР признала подсудимых виновными во вменяемых им преступлениях и назначила наказание в виде смертной казни с конфискацией имущества и лишением воинского звания. Приговор был приведен в исполнение немедленно.

Сталин, вступивший в должность наркома обороны, по горячим следам издал приказ № 0250 от 28 июля 1941 года, в котором подвел итог судебного разбирательства: «Таким образом, Павлов Д. Г., Климовских В Е., Григорьев А. Т. и Коробков А. А. нарушили военную присягу, обесчестили высокое звание воина Красной Армии, забыли свой долг перед Родиной, своей трусостью и паникёрством, преступным бездействием, развалом управления войсками, сдачей оружия и складов противнику, допущением самовольного оставления боевых позиций частями нанесли серьёзный ущерб войскам Западного фронта».

Приказ преследовал в первую очередь воспитательные цели и в целом сам по себе говорил о показательном характере проведенного расследования: «Предупреждаю, что и впредь все нарушающие военную присягу, забывающие долг перед Родиной, порочащие высокое звание воина Красной Армии, все трусы и паникёры, самовольно оставляющие боевые позиции и сдающие оружие противнику без боя, будут беспощадно караться по всем строгостям законов военного времени, невзирая на лица. Приказ объявить всему начсоставу от командира полка и выше».

В 1957 году, в «эпоху реабилитации», военная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор. Дело было прекращено за отсутствием состава преступления, Павлов и его соратники восстановлены в званиях и наградах. Так завершилось дело, показавшее атмосферу первых месяцев войны — горестных, безумных и отчаянных.