Гарриман был сильно смущен. Однако, оставшись без своего покровителя, он решил сохранить самообладание.
— Ладно, я сейчас оденусь, — произнес он.
Ли-Чан служил с готовностью, которая ничем не отличалась от услужливости обыкновенного дисциплинированного слуги. Равно он ничем не показывал Гарриману, что видит перед собой обыкновенного лондонского воришку, лишь переодетого в платье джентльмена.
Черев некоторое время Гарриман, великолепно одетый с ног до головы, поступил в ведение вызванного из отеля парикмахера. Его прическа и руки были быстро приведены в блестящее состояние.
Окончательно ничто не выдавало в нем его прежнего положения и профессии.
— Где находится Археологическое Общество? — спросил Гарриман.
— О, сэр! Шофер вас отвезет, вам нечего беспокоиться.
Было 10 часов утра.
Ли-Чан передал по телефону распоряжение, и через
несколько минут сундук был вынесен из отеля и поставлен в автомобиль.
Гарриман спустился по лестнице со смешанным чувством неясной тревоги и скорби.
Через полчаса все было сделано.
Сторожа Археологического Общества приняли сундук и поставили его в присутствии Гарримана в подвалы, где обыкновенно хранились все неразобранные коллекции. Секретарь выдал расписку. На бланке общества значилось:
Получен
один закрытый сундук, подлежащий хранению до востребования.
С стесненным сердцем Гарриман вышел на улицу. Автомобиль уже уехал. К Голоо надо было идти на Беккер-стрит.
Гарриман твердо решил направиться к своему знаменитому другу и рассказать все проиешедшее. Больше всего его смущал внезапный отъезд фон-Вегерта.
Почти у самого дома, где жил Голоо, в Миддльтон- сквере, Гарриман устало сел, чтобы собраться с мыслями. Публики не было совсем. Сквозь сырую мглу, окутывавшую серой вуалью уже потускневшую зелень деревьев, не проникал ни один луч солнца. Было холодно и неприветливо. В сквере казалось, что день еще не начался. Мрак боролся со светом.
Внезапно Гарриман насторожился. Несомненно, вблизи него находилось каксе-то живое существо. Прорезав взглядом туман, он увидел на другом конце длинной скамьи закутанного и съежившегося человека. До его острого слуха донесся тихий стон: Гарриман прислушался. Стон повторился. Так мог стонать умирающий от голода бродяга, которому неоткуда ждать помощи.
Гарриман поднялся с места и двинулся на звуки. Подойдя, он различил, что они исходят из маленького дрожащего тела, прильнувшего к скамье, как опавший осенний лист. Ясно было, что перед ним находилась женщина, видимо совсем молодая, голова и торс которой были закутаны в теплую, дорогую на вид шаль. Одну ногу это неизвестное существо подогнуло под себя, другая свободно свисала со скамьи, обнаруживая элегантный ботинок из темно-коричневой блестящей кожи.