— Слушаю, — ответил снизу мошенник портье.

— Вызови полицию в восемьсот пятый.

Он молчал целую вечность.

— А штатный детектив при отеле тебя не устроит? — наконец спросил он неуверенно.

— Хорошо. Конечно. Передай ему, что малый из восемьсот пятого продырявлен в трех местах и демонстрирует свои дырки на полу ванной комнаты. Между прочим, не дышит он очень давно. Это я к тому, что сегодня жарко, поторопитесь, иначе вся ваша малина провоняет до первого этажа. Вряд ли это вызовет наплыв постояльцев. Что же ты молчишь? Или для тебя труп в номере — дело привычное? Так ведь горничная как раз в восемьсот четвертом. Хочешь, я распоряжусь, она и здесь приберет. Или, может, выкинем жмурика в окно и оформим самоубийство? Потом прочтешь в любимом «Дейли»: «Несчастный выстрелил себе один раз в голову, дважды в грудь и выбросился из окна отеля „Лава"».

— Тебе там очень весело? — Это уже штатный детектив ко мне обращался.

— Поднимайся в восемьсот пятый, посмеемся вместе!

Я повесил трубку, вышел в коридор и снял с двери табличку. Горничная пятилась из восемьсот четвертого, перетаскивая через порог тележку с грязным бельем. Она обернулась, увидела меня:

— С добрым утром. Вы приятель этого… из восемьсот пятого?

— Нет, да и вам теперь лучше держаться от него подальше. Видите ли, — пояснил я, заметив на ее лице недоумение, — тут случилась такая маленькая неприятность…

Она через мое плечо заглянула в номер. Из коридора были видны занавески, развевающиеся на сквозняке, и черные лакированные ботинки, торчащие из ванной комнаты.

— О Боже, — сказала она, впрочем, довольно равнодушно. — Покойник, что ли? — Я кивнул, и она сразу засуетилась вокруг своей тележки. — Ну ладно, я тогда пойду в восемьсот шестой, пока вы тут будете разбираться, я же понимаю. — Я снова кивнул, и она подкатила тележку к двери восемьсот шестого. — Он был такой противный, — сказала она, возясь с замком. — Не знаю почему, но я так и думала, что он плохо кончит.

— Не припомните, к нему приходил кто-нибудь?

Она быстро взглянула на меня и наконец дотумкала, с кем имеет дело, — с легавым, с кем же еще! Я понял, что теперь из нее и слова не вытянешь.

— Нет-нет, не помню, — ответила она уже через дверь.

Я услышал, что на нашем этаже остановился лиф, и вернулся в номер. Сел на единственный стул и закурил «Лаки». Ждать пришлось недолго. Вошли без стука портье и крупный мужчина с лунообразным лицом. На нем были черные штаны с пузырями на коленях, белая сорочка и галстук-бабочка.

— Вы арестованы, — с порога порадовал меня портье. Штатный детектив хмыкнул, и мне стало поспокойнее. По крайней мере один нормальный человек в этом дурдоме. У него был каштановый бобрик, нос как большая груша, но взгляд мне понравился — насмешливый такой взгляд.

— Ладно, Мэл, заткнись. — Он прошел мимо меня и уставился на ботинки Фентона. Они действительно заслуживали внимания — черные, блестящие. Носочки под углом сорок пять градусов к полу. — Делать нечего. Зови полицию.

— А ты все-таки разберись с шамесом, — не унимался портье, вероятно, таким своеобразным способом желая отблагодарить меня за подаренный доллар.

— Да иди, иди.