Он врал. Он — выпить хочет, хочет забвения, чтоб мягче принять то, что Сытин сейчас скажет, — но чувствует, что дурную весть все равно не запить и что ему будет легче только с Леной. Она его ждёт.

— Доклад сильный, — начал Сытин. — Но она всем внушила, что сама следит за трендом, раскрыла спектр данных для подтверждения. Сказала, что после доклада ещё больше убедилась в правильности своих прогнозов и действий, ею уже спланированных… Ты работал, мол, под её эгидой. Выдвинула на премию…

— Приезжай в субботу, — бросил Девяткин, протягивая другу руку. Голос его был хриплым, он предпочёл бы драться.

В «Форде» он включил радио и после многих петляний пристроился к пробке, ползшей на запад, а около МКАД ответил звонившей Лене:

— Да.

— Милый…

— Еду.

— Что?

— К тебе. Быть вдвоём.

— Петя…

— Лена, куда ты делась, когда утром связь прервалась?

— Я? В обморок. Я смотрела на клоуна и упала… Может, беременна?

— Лена!

— Я сейчас знаешь где? Не дома. Позвонила Дашка, дёрнули на вернисаж, там её друг выставлен. Чуть выпили… и в солярий. Массаж… Расслабилась и забыла тебе позвонить. Приезжай на Парк Культуры, тут есть бассейн… Милый…

— Знаешь, где я? — сказал он. — Уже выехал из Москвы.

И отключился.

Он не был удивлён. Лена врала частенько. Папа ей обещал наследство; она не работала и была независима, поэтому к обязательствам не привыкла. Он чувствовал, что подобная свобода делать только то, что хочется, прельщает и его. Но быть мужем богатой женщины, самому же корпеть на службе, не приносящей прибыли, — сложно. Во-первых, стыдно. Он пользовался чужим, а сам мог разве что снять квартиру где-нибудь на окраине. Во-вторых, неестественно. Дворняга среди породистых. Лена живет в мире, где он — случайный гость. Куда бы он ни шёл с ней — в оперу, на тусовку с участием «звёзд», на праздник к её отцу или в бутик, — везде он чувствовал себя альфонсом. На его оклад не оттянешься. В-третьих, муторно ощущать себя низшим существом, таким, которое выбрано лишь за правильный образ жизни.

Только что произошел облом — он понял что Лена любит его специфически: может сказать, что ждёт, а смыться с Дашкой. При этом не только настаивать на любви, но в каком-то смысле даже любить — как любят кошек, воспоминания или друзей, зная, что все они подождут. А если даже и сгинут — ничего, это лишь внешний мир. Муж для неё тоже был внешним. Вот внутреннему она, действительно, была верна, любила своё: капризы, страсти, мнения. Скажем, сейчас она именно там, где хотела быть, — но не там, куда он ехал по её зову.

Туман густел, пробка уплотнялась. Морось сеялась на стекло. Самая пора была для туманов — август. Но не днем же, ведь августовское солнце ещё греет. Этот же до сих пор стоит… Аномально. Погода спятила, так называемые народные приметы теряют смысл. Сколько ни пытался ими пользоваться — никогда не получалось.

Главное, что туман сгустился не вчера и не завтра, а именно в этот решающий день. Прожитое окуталось дымом сомнений и показалось жалким, призрачным и пустым… И туман же принёс клоуна…