— Но… мой доклад…

— Все уже решено, — прервала она. — Александр Александрович решил, что престиж банка стоит амбиций. И он согласен, что именно вам с вашим опытом нужно ехать… Не беспокойтесь… я прокомментирую ваш доклад. Я анализировала на днях тренд и, думаю, с ходу вникну в суть ваших рекомендаций и выводов… Не волнуйтесь… — она, вышла из-за стола на толстых ногах, искусно, впрочем, скрытых юбкой. — Мне пора к Сытину… Вы друзья? Завидую мужской дружбе. Как ваша дочь, жена?

Побледнев от такого поражения, он молчал. Когда Сова отворила дверь и, улыбаясь, ждала, чтобы он вышел, Девяткин бросил:

— Класс.

— Чудесно, — согласилась она.

Игнорируя встречных, он зашагал прочь. Из него вытрясли душу. Поначалу он отказывался признать крах. Сел в машину, и банковский возница почти сразу же попал в пробку. Девяткин следил, как скрывается здание банка, выложенное снизу мрамором, оштукатуренное, с серебристыми евроокнами, с мансардой, крытой черепицей. Он чувствовал себя потерянным. Из памяти вдруг выплыл клоун.

— Знаешь, что случилось? — спросил он шофёра.

— Не знаю.

Зато он, Девяткин, знал. Чудо не для него. Ему — рутина. Подъём, жор, поездка на службу, копание в цифрах, жор, копание в цифрах, поездка со службы, жор, час с дочерью, секс с женой, сон. Плюс пиво с Сытиным, ремонт в доме, распри с тестем, хвори, стоматология, шопинг и автосервис…

И это — жизнь? А что манило: алые паруса, принцессы и небывало восторженная любовь?

Где это всё?

Где девушка в косой юбке? Где смокинг на встрече избранных?

Их «вольво» нюхала зад «копейке» — они до сих пор ещё не перевелись. Девяткин — думал. Что за великий житейский и политический дар у Дины Марковны! Как сделано! Возрази ей — и ты как бы ради карьеры плюнул на банк.

Пат…

Мат!

Он же не мог сказать ей: не поеду, хочу лично зачесть доклад, пусть все увидят, что я способный, что справлюсь с высокой должностью.

Туман нависал, в нём тонули кровли зданий. Чуть моросило. Зрительной перспективы не было. Не было и перспектив в душе. В Филевском отделении банка он сначала консультировал, а потом весь обед сидел в углу, сморщившись, как от боли. Ловко! Сову понять можно: война за кресло. Обделённая внешностью, она это компенсирует. Знает, что без большого оклада утратит лоск и покажется продавщицей книжного магазина. Но есть надежда…

Нет надежды — признал он, вспомнив, что она ему ещё мстит за Сытина. Пискнул сотовый. На ловца и зверь.