У следующего перекрёстка, ближе к Москве, за рядом огромных богатых вилл они опять свернули. Дорога вилась через лес, обогнула пруды в тумане, затем пошла в горку, мимо обшарпанных сельских изб. Сосны перемежались крышами и заборами, в траве белели куры. Следующий изгиб вывел в поле с посёлком, на другом конце стояли редкие огромные виллы, неразличимые в тумане. На заставе, в начале дороги, ведущей в туман, «Форд» задержался, и постовые, проверив пропуск, подняли шлагбаум.

— Должны узнавать! — сказала дочь. — Деда все узнают заранее! Вырасту — будут все меня узнавать!

— Храбрая дивчина! — смеялась Тоня.

— Я, Тоня, леди, — вздохнула дочь.

Виллы здешние не отгораживались стенами. Удалённые друг от друга, они свободно стояли то на лугах, то в парках.

Тестев дом был заслонён от дороги решёткой и можжевельниками. Въездной пост, поприветствовав их, распахнул ворота; ещё метров триста по розовой полосе внедрялись они в туман. Справа был сад, слева — пруд и лужайка для гольфа; выскочили и понеслись рядом холеные борзые. Перед трехэтажным с мансардами дворцом раскинулись клумбы. Цоколь был из гранита, выше рустической облицовкой шел фасад, сплошь розовый. Стёкла в розовых переплётах. С розовых черепиц капало, по углам — башни. «Форд» заехал на пандус, где давно, судя по влажным стёклам, ждал белоснежный, длинный, как и положено, таун-кар. Швейцары бежали к ним открыть дверцы. Дочь вылезала с помпой. Девяткин отказывался сознавать, что это чванное существо с язвительным языком — его дочь. Он сказал ей вслед.

— Дедушка привезёт тебя.

Девочка, шествовавшая к полукруглой лестнице, вдруг обернулась и, забыв, что играла в леди, кинулась к нему:

— Останься! Мы с тобой нигде не были. Ты работаешь, а потом у тебя дела. Подожди! Уроки кончатся, и мы поедем, маму возьмём. Куда-нибудь, пап! Куда-нибудь!

— Честно? — спросил он.

— Ну, пап!!!

— Ладно.

Он не хотел одиночества, но Лена спала, а с дочерью он, действительно, общался редко, в будни работал, по выходным же всегда уступал её деду. Того, что давал ей дед, Девяткин дать не мог. Дед с ней летал в Париж, в Грецию. Состязаться с ним не было средств. Да и сама дочь, хоть и твердила, что хочет быть с отцом, вмиг меняла решение, если дед предлагал прогуляться верхом на панде или лететь на ужин с Ди Каприо. В замке устроил комнату для внучки — она спала под балдахином и ела на серебре. Сейчас просит забрать её и льёт слёзы — а через час расхочет. Но Девяткин ей обещал. Он влез в «Форд», чтобы там её ждать, — не хотелось контактов с тестем. Вышел дворецкий, позвал его. Отказавшись, он продолжал сидеть, наблюдая, как из-за служб вдали — нескольких длинных зданий — выехал верховой в белом костюме. Узнал Влада, дядю Кати и брата Лены.

— Что не входишь? — Влад передал повод конюху. Он был в мать: сухощавый, черноволосый, длинный и с нервной мимикой; не угадать ни выражения лица его, ни реакций. Он говорил мало, но, если хотел, мысль формулировал чётко и поступал оптимально. Владел ресторанами в Москве, строительными компаниями, играл на бирже. К собственному капиталу в будущем рассчитывал пристегнуть наследство, ибо отец, передав ему бизнес, деньги не отдал, держал в банках. Лена рассказывала, что на них двоих с братом приходится миллионов двести. Жил Влад в Москве, у отца бывал на уикенд; присутствие его здесь в будни казалось странным.