– Идемте, я все покажу. Мы ж с Анной, почитай, как родня уже стали, столько лет соседствуем. Всегда рядом, всегда вместе…
Она провожает нас в бабушкин дом, а сама возвращается к себе за ключами. В доме все выглядит так, будто бабуля вот-вот зайдёт с огорода. На столе ее ждёт аппарат, чтобы мерить давление, очки лежат на тумбочке, рядом стоит чашка с уже остывшим чаем, в котором плавают листочки мяты. У меня перехватывает горло. Хватаю эту чашку, выплескиваю жидкость в мойку и полощу.
– Выключи, пожалуйста, все из розеток, – говорю Кириллу, не оборачиваясь. К глазам подступают слёзы.
Пока он обходит дом, лезу в холодильник и складываю все скоропортящиеся продукты в пакет. Потом объясняю, куда вылить ведро, что стоит под мойкой, сама же собираю бабушкины вещи: зарядку от мобильного, тонометр, обувь… Возвращается Вера Борисовна с ключами и помогает нам закрыть дом, показывает, какой замок на какую дверь навешивать.
– Ты хоть звони мне, Яночка, держи в курсе, как там Анна, – напоследок напутствует меня соседка. – Мы же всей улицей переживать будем…
Кирилл провожает до самой квартиры. Внутри, к моему удивлению, разувается и проходит. Но возражать и мысли не возникает. Наслаждаюсь присутствием рядом Кирилла, как тёплым пледом в дождливую осень. С лихвой получаю все то, чего так давно хотела, но не могла себе позволить. Ловлю каждую секунду и откладываю в памяти, потому что совсем не понимаю, что ждёт нас дальше, и боюсь даже о чем-то мечтать. Надо бы предложить ему чаю, что ли, но сделать этого не успеваю. Кир усаживает меня на кухонный уголок, а сам открывает дверцу холодильника. Изучает содержимое, наверняка показавшееся ему скудным – живу-то я в основном одна, потом вытаскивает упаковку яиц, хлеб, помидор, сыр и начинает все резать, а потом обжаривать. Сковородку он догадливо обнаруживает в духовке.
Глава 27
Молча любуюсь видом. Мой кумир с закатанными рукавами рубашки колдует у плиты. Подпираю щеку и без стеснения пялюсь на него. Светлые волосы за время нашей поездки успели прийти в беспорядок, который каждый раз дарит мне небольшое эстетическое удовольствие. Перепутанная кучка кожаных браслетов подчеркивает красивые мужские запястья с рисунком перевитых вен. Он двигается плавно, словно танцует, и этот танец меня завораживает. Все в Кирилле Подольском заставляет мое сердце замирать.
Вопрос – смогу ли я быть смелой и позволить себе его? Вопреки.
– Голодная? – Кир ставит две тарелки на стол и улыбается самой домашней и самой заботливой улыбкой на свете. Это сражает меня наповал, в самое сердце. Среди кусочков желто-белого омлета замешаны поджаристые квадратики хлеба и томата, расплавленный сыр тянется аппетитными нитями.
– М-м-м, да ты прирожденный повар, – тяну, попробовав кусочек.
– Готов баловать тебя хоть каждый день, – хитро смотрит на меня Кир, но я умолкаю. Не продолжаю диалог.
Не готова принять правила этой игры, тем более что в мессенджере висит с десяток непрочитанных от Дыма. Кирилл читает меня, как открытую книгу, и не настаивает. Сейчас он – затаившийся хищник, а я не знаю, что делать: то ли броситься ему навстречу, то ли дать стрекача.
И тогда он меняет тактику. Заходит с другой стороны, и новый приём работает. Он начинает говорить. Как тогда, в кабинете декана, когда он вот так просто взял и признался в самых важных для меня вещах на свете. И самых сложных для него.
– Думаю, мы встретились с тобой неспроста. Сама судьба привела тебя в мои руки. А все, что с нами случилось до, лишь подготовительный этап. Ступеньки на пути друг к другу. Я ведь сразу почувствовал что-то особенное, еще тогда на балконе, когда впервые услышал твой голос. А позже понял, что влюбился. И с каждым разом, с каждой нашей встречей влюблялся все сильнее и глубже, увязал в тебе, твоих печальных глазах, и видел в них отражение себя. Но что я мог поделать? У меня были связаны руки. Тяжело больная жена, ответственность и невозможность стать свободным по мановению волшебной палочки. Мне нужно было время, чтобы разобраться с проблемами, а тебе – чтобы разобраться в себе. Поэтому я не предпринимал никаких шагов. Не потому, что был не уверен, а потому что знал, время для них еще не пришло.
– А меня заворожил твой голос, – тоже признаюсь неожиданно для самой себя. И под внимательным взглядом серых глаз мне дается это на удивление легко. – Я была так потеряна и несчастна, когда только переехала сюда. Мне казалось, жизнь сломана, и ничего хорошего меня больше не ждет. Поэтому я ходила на балкон. Там хотя бы присутствовала иллюзия свободы, да и стены не давили. Я думала, что в этом мое успокоение, но потом впервые услышала твой голос. И с тех пор могла думать только о нем. Ты не знаешь, но я стала твоей одержимой сталкершей. Каждый вечер я приходила на балкон в надежде услышать голос кумира. Естественно, я ни на что такое с тобой не рассчитывала, даже мыслей подобных не было, но твои песни удивительно метко попадали в мое состояние. Каждая как выстрел точно в цель. И с тех пор я не могла заставить себя от тебя отказаться. Сначала, конечно, от твоих песен и внутреннего покоя, который они дарили, а потом уже и от самого тебя, – смотрю прямо, не таясь, а Кирилл не перебивает, внимает каждому слову, и я точно знаю: ни одно не осталось неуслышанным. – А я старалась. Изо всех сил не позволяла себе влюбляться в чужого мужа, боролась с собой и своими чувствами. Но твоя власть над моим сердцем оказалась сильней.
– Взамен у тебя есть мое сердце. Такое же израненное, как твое, так что, может, это и равноценный обмен, – завершает он шуткой этот серьезный разговор.
– Но сначала я должна поговорить с Лехой, – предупреждаю. Сделать все правильно на этот раз – для меня жизненно необходимо. Не хочу строить отношения с Киром на угрызениях совести. Не позволю ничему омрачить этот дар, тлеющие угли – не лучший фундамент для чего-то нового.
– Когда он возвращается? – теперь Кирилл смотрит на меня напряженно, и я впервые осознаю, что кроме нас в квартире никого, и всю расслабленность с меня как ветром сдувает.
– Зависит от того, как сыграет его команда, – голос почему-то садится.