– Не верю, – мотает он головой, но толика сомнения уже пробивается в его взгляде, в тоне его голоса. – Твоя мать не могла соврать мне. Да и фотографии твоей медицинской карты я видел.

– Ребенок был, – с ледяным спокойствием поясняю я и складываю руки н агруди. – Но это не значит, что и сейчас он есть.

– Что? – выдыхает Игорь. Его губы кривятся, а на лице – печать непонимания.

– Я больше не беременна от тебя, Игорь, – добиваю. – Не будет у тебя никакого ребенка. Во всяком случае, не от меня. Так что зря ты с женой разводился.

– Ах ты, паскуда! – он захлебывается гневом и вдруг бросается на меня.

А я и не думаю защищаться. Я хохочу, как ненормальная, наслаждаюсь его падением и своей победой и хохочу. Даже тогда, когда руки некогда любимого человека смыкаются на моей шее, даже тогда, когда мы с ним валимся на асфальт. Я хохочу, задыхаясь, и никак не могу остановиться. Мой больной смех переходит в надсадный кашель, и тут чужие руки оставляют мое горло. Я делаю судорожный вдох и вижу, как Кирилл вколачивает кулаки в лицо Игоря, который уже лежит на спине. Удары мощные и страшные, но жалости я не испытываю.

Не знаю, как долго это длится, все вокруг как в тумане. Бездумно сижу на асфальте, пока не подходит Кирилл и не уводит меня. Пакет с продуктами так и остается лежать на тротуаре. В молчании поднимаемся на четвертый этаж и заходим на наш балкон. Ноги больше не держат, поэтому я сползаю по стене на пол. Кирилл устраивается рядом, кладет руки на согнутые колени. На его костяшках кровь, не знаю, чья, но отторжения это не вызывает. Я без спроса кладу голову ему на плечо и прикрываю глаза. Чувствую, как сквозь ресницы начинают просачиваться слезы. Сначала тихонько, а потом все больше и больше, пока тихий плач не перерастает в натуральную истерику. Тогда Кир пересаживает меня к себе на колени, обнимает и позволяет плакать столько, сколько мне нужно.

– Я не знала, что он женат, – шепчу, когда слезы подходят к концу, а все тело перестает сотрясать от выходящих наружу эмоций. – Даже подозрений никогда не возникало.

– Верю, – Кир пристраивает подбородок на моей макушке, и я ощущаю себя словно в домике, так уютно и защищенно себя не чувствовала уже давно. – Я тебе верю.

Кирилл не подвергает сомнению мою добродетель, но при этом не задает никаких вопросов. А я вдруг рассказываю ему всю свою печальную историю. Чувствую в этом потребность, и Кир становится первым и единственным человеком, с которым я говорю о предательстве и своей трагедии. Рассказываю, что не делала аборт и никогда бы пошла на такой шаг, откровенно говорю, почему на самом деле переехала к ним в город, и что его песни меня просто спасли.

– Ты преувеличиваешь мою роль в этой истории, – светло улыбается он мне, и я любуюсь. Позволяю себе эту слабость.

– Нет, ни капли, – возражаю с улыбкой. Она еще неуверенная и неровная, но только благодаря Кириллу она есть. Кому, как не мне знать, чья на самом деле заслуга – мое выздоровление. – И спасибо тебе, ты уже второй раз спасаешь меня.

– Как насчет благодарности?

– Конечно, – теряюсь и прикидываю в уме, что могла бы для него сделать. Как назло, ничего эквивалентно огромного на ум не приходит. – Какой?

– Вот этой, – выдыхает Кир мне прямо в губы, а потом накрывает их своими.

Между нами ток и молнии. Они спаивают так, что не оторваться, даже кислота не нужна. Я вцепляюсь в футболку Кирилла и боюсь, что он вдруг одумается. Прижимаюсь теснее, льну к твердому теплому телу. В этот момент позволяю себе все то, чего разумнее было бы никогда не совершать. То, что буду тайком вспоминать самыми темными и глухими ночами. Руки Кирилла фиксируют мою шею, лишают возможности отстраниться, а язык уже нежно изучает мой рот. И нет ничего лучше этих аккуратных и настойчивых поглаживаний. В этот момент мы принадлежим друг другу, нет ничего внешнего, только наш пузырь и мы со своими безумными чувствами, прорвавшимися-таки из глубины и нашедшими путь наружу.

Запретный поцелуй сводит с ума, отключает рассудок и оставляет только телесное наслаждение, которое, почему-то отдает прямиком в мозг. В этот момент я точно знаю: ничего хотя бы отдаленно похожего в жизни испытать уже не получится. Любой последующий мужчина окажется обречен на сравнение с моим кумиром, и это будет заведомо проигрышный бой. Я бы могла организовать тотализатор и озолотиться, но очередная моя постыдная тайна так и останется только моей.

Кирилл тем временем зацеловывает все мое лицо, которое нежно держит в ладонях, будто фарфоровое. Глаза, щеки, губы – ничто не остается без внимания.

– С ума меня свела, – шепчет он сумбурно, я же могу лишь тяжело дышать.

Мы прижимаемся лбами друг к другу, переводим дыхание, но потом Кирилл пересаживает меня так, что я оказываюсь верхом на нем, и снова берется за мои уже истерзанные губы. Углубляет поцелуй. Гладит спину, бока, просовывает пальцы за ремень джинсов. В тишине балкона раздается мой стон, и этот внезапно громкий звук отрезвляет. Словно кто-то ударил в гонг, и очередной раунд борьбы за добродетель начался. Я обнаруживаю себя на коленях чужого мужа, в крайне непристойной позе и готовую на все. Готовую совершить самую страшную подлость в своей жизни в угоду желаниям тела. Боль мгновенно разрезает сердце, потрошит душу, а в животе завязывается узел, и с теми бабочками, что порхали там благодаря стараниям Кира, он не имеет ничего общего.