Сразу после позднего завтрака Хелен увиделась с эйром Верчилом, чтобы передать через него просьбу о встрече с герцогом.

– О! Я как раз шел за вами, эйра Бальмануг! – ответил мужчина. – Его Сиятельство сам хотел вас видеть.

Хелен, ожидающая сопротивления, так обрадовалась, что даже забыла уточнить зачем.

И только зайдя в кабинет опекуна, узнала, что ее здесь поджидает гость.

– Дядя? – ахнула девушка, делая непроизвольный шаг к креслу, где сидел мужчина средних лет в бледно-желтом одеянии, как у служителя местного религиозного культа.

Одежда гостя напоминала свободную рясу, из-под подола которой виднелись потрепанные жизнью сапоги.

Неожиданно.

Хелен вроде не знала, что ее дядя Аяр, младший брат матери, был монахом. Или, кажется, Лернавай не так давно что-то говорил про храм? Мужчина был именно странствующим монахом, а не жрецом – об этом сообщала кожаная портупея на поясе поверх балахона рясы, где висели мешочки и сумочки, какие обычно бывают у путешествующих. Разглядеть полностью наряд Хелен смогла, когда мужчина встал, разворачиваясь к ней.

Желтый цвет одеяния говорил о том, что служитель "представляет интересы" Пресветлой – единственной женщины-богини в местном пантеоне человеческом богов.

Что было дважды неожиданно.

Потому что Пресветлой обычно служили женщины. Ведь богиня была покровительницей семьи, детей, женщин, а также отвечала за все благие дела, к ней можно было обращаться с просьбами о здоровье или просить дитя, если до сих пор не удавалось понести. При храмах Пресветлой зачастую были бесплатные лечебницы для всех нуждающихся, а служители почти все разбирались в целительстве. В крайнем случае могли подсказать, какую травку пить при той или иной хвори, а порой с ними можно было и по душам поговорить, поделиться тяготами жизни, получить утешение или даже совет. "То есть они еще и немного психотерапевты" – решила Хелен, когда заново знакомилась в академии по книгам с новым для себя миром, перепроверяя туманные порой воспоминания тела.

И вот – дядя, которого она столько лет не видела, вдруг оказался бродячим монахом храма Пресветлой!

Девушка сразу узнала мужчину, несмотря на то, что теперь он был бритоголовым, в воспоминаниях он был с длинными до плеч, темными волосами. Ноги продолжали нести ее вперед, к распахнувшему объятия мужчине, когда Хелен всё-таки успела запаниковать и сбиться с шага.

"Аяр часто играл с настоящей Хелен, бывал в той семье! Он меня признает?".

Вставший мужчина воспринял ее остановку по-своему. Ласково улыбнулся и сказал:

– Хелен! Как же ты выросла, девочка! Не признал бы, но ты так похожа на Кристен! Иди, дитя, я обниму тебя.

Смутившейся девушке пришлось сделать недостающую пару шагов, чтобы оказаться в крепких объятиях объявившегося дяди. Ее прижали к твердому телу, которое подошло бы скорее воину, по-отечески поцеловали в лоб. Прошла томительная минута в чужих объятиях, и Хелен не знала, что ей делать дальше.

Затем, отодвинув девушку от себя на расстояние вытянутых рук, дядя заглянул ей в лицо.

– Как ты, дитя? Я был далеко, долго странствовал и поздно узнал ужасные новости о нашей семье. Почта, которую должны были пересылать мне в указанную гостиницу, почему-то не содержала писем Кристен за последние несколько лет. И я был уверен, что у вас всё хорошо. Она писала мне?

– Я не знаю, дядюшка Аяр... ой, то есть, Длань Пресветлой*, – Хелен чувствовала себя скованно в чужих руках.