19

Имперский миноносец «Гидийорум» двигался по океану со скоростью улитки. Это составляло противоречие с его названием — «Идущий впереди», — но так было надо. В случае нужды он, вообще-то, мог разогнаться прилично. Но если твое предназначение выслеживать субмарины, от скорости хода толк бывает лишь иногда, а вот от шумности никакого. В основном надо плыть тихо-тихо, чтобы гидроакустики внутри не пожимали плечами, мол: «Что я могу, массаракш? За нашей турбиной ничего же не слыхать». Вот он и катил себе тихо, чтобы у бортовых акустиков не было отмазки: «Ну, не знаю, господин капитан-охотник. Не было ничегошеньки в этом ракурсе, никаких таких шумов». Следить требовалось внимательно, мало ли что. Океан по Сфере Мира расплескался — шире некуда. За ним нужен глаз да глаз.

Несколько десятилетий назад одна из давно развалившихся коалиций выдвинула инициативу о так называемых «территориальных водах». Типа, нужно всем странам разом установить, на сколько километров от берега акватория считается принадлежащей какому-то государству. Ну, чтобы разобраться наконец, когда и кого можно законодательно обусловлено топить. Инициатива не прошла. Во-первых, что значит «всем странам»? На Сфере Мира наличествуют и такие страны, у которых даже флота нет. Или он состоит из двух деревянных суденышек, которым вместе двести лет от роду. Это что же тогда? Закреплять море и дно морское за теми, кто его и использовать-то не умеет? Испокон веку существует простой и отработанный закон: «Не можешь отстоять — отдай». Так что инициатива не прошла. В конце концов, тут сушу вблизи экватора никак не доделят — уже межевание тактическими атомными боеприпасами осуществляют, — а они решили поверхность воды «законодательно закрепить». Умора просто!

И значит, в чьей акватории в настоящий момент крался «Гидийорум», разобраться было нельзя. Опасной в плане субмарин считалась акватория в несколько сот километров от континентальной части Империи. Именно в ней он сейчас и находился. Крался он тоже не просто так. Не так давно один из бортовых мичманов-акустиков засек какой-то непривычный звук. То есть шум однозначно идентифицировался с механизмом, а не с каким-то заблудшим китом, но тип механизма не совпадал ни с чем известным. Поскольку на поверхности встающего стеной по кругу моря не наблюдалось ничего плавучего, звук мог принадлежать исключительно субмарине. Сто процентов не имперской. Но вот чьей?

За вытеснение подальше в океан, а тем более за уничтожение чужих подводных судов команде патрульного миноносца полагалась приличная награда. По этой причине личный плавсостав стойко переносил лишения, вызванные запретом на игру в домино, настольный теннис и прочие развлечения, связанные с ударными действиями одних предметов о другие. Оставалось только делать ставки в счет будущих премиальных на предмет того, какой по счету торпедой или глубинной бомбой удастся прихлопнуть обнаглевшую подлодку. Больше всего ставок почему-то оказывалось на числе «сто двадцать» в плане бомб и на «пять» в плане торпед. Поставить на единицу не решился никто. Народ вокруг был тертый.

20

Пришлось снова стягивать носочки и топать по ручью. В смысле вдоль его русла. На этом настоял Бюрос-Ут. Если станут преследовать с собаками, возможно, эта простая мера предосторожности спасет положение. Зачем же нарушать ту традицию, что они ввели несколько часов назад? Теперь они двинули по ручью уже в другую сторону. В процессе плескания в холодной водице у радиста-пулеметчика родилась дурацкая мысль. Может быть, вот так идти и идти? Ручей всенепременно приведет к какой-то местной речушке. Речушка, в свою очередь, как не извивайся, но укажет путь к чему-то более полноводному. Та река — к следующей. И так, глядишь, они и дочапают до океана. А уж с океаном все просто. Двигай на юг, и рано или поздно — ну там, через сколько-то королевств-метрополий и королевств-колоний — можно дойти и до родимой Ноюи. Разумеется, жизни на такие хождения может и не хватить. Но кто знает, а вдруг?

Гипотеза все едино осталась непроверенной. С ручьем пришлось распрощаться. По новым прикидкам Бюроса, он был слишком хорошим ориентиром для преследователей. Инженер-атомщик Чирини-Ук, конечно же, ворчал что-то против, но что конкретное он мог предложить в альтернативу? Так что они взяли курс в новом направлении. А приблизительно через часа полтора — от хронометров с лейблами своего королевства пришлось избавиться — им неожиданно подфартило.

Прямо в этом же лесу выявилась деревня. Причем не просто деревня, а брошенная деревня. Минут пятнадцать или даже больше они лежали, не шевелясь, и всматривались в дома. Домики были одноэтажные, небольшие, непривычного вида. Крыши треугольные, но непропорционально высоченные. Окна в некоторых домах разбиты. Кое-где заборный частокол повален. Не исключено, что по нему прокатились какие-то машины.

— Нужно разжиться чем-то съедобным, а главное — одеждой, — сделал наконец Бюрос простой логический вывод.

— Ума палата, — прокомментировал Чирини-Ук. — А если…

— Что «если»? — повернулся к нему радист-пулеметчик. — А если нас сейчас уже ищут? Много мы находим в шерстяных носках? К тому же армейских. Любой «хранитель» в Империи угадает по ним, что мы военные.

Инженер-атомщик недовольно засопел, но что он мог возразить?