— В этом весь смысл. Ближе к делу.

Иессей отбросил последние крохи сдержанности ещё там, на стене. Он со злостью сжал кулаки:

— Может, мне проще попытаться убить вас двоих?

— В честной дуэли на стандартном расстоянии я продержусь против тебя примерно… — Человек вплотную пододвинулся к святому и положил руку ему на грудь, тот и не думал сопротивляться. — …шестнадцать ударов сердца, плюс-минус четыре, но я не предоставлю тебе такую возможность. Против Веты тебе следует обзавестись поддержкой нескольких орденов и кое-какими артефактами, но я не предоставлю тебе такую возможность.

— Не собираюсь я тебя убивать! — Сорвался Иессей. — Но был бы очень благодарен, если бы ты не пытался вывести меня из себя при каждой встрече.

— В этом нет смысла.

— Есть смысл, нет смысла. Я вот, например, не вижу никакого смысла во всей этой истории с героями и злодеями. Противостояние марионеткам — чушь полнейшая, а общий враг и единая цель могут привести лишь к диктатуре и манипулированию.

— Иессей, сторонний наблюдатель вроде тебя может допускать вольности в интерпретации. Я, как автор игры, могу лишь попытаться превратить игровые правила в константу, но не могу поставить тебя на моё место.

Святому почудилась печаль в словах человека, и поневоле он признался:

— Пусть я в твоих глазах сторонний наблюдатель, не игрок, мне всего-то и хочется — впервые в жизни начать принимать осознанные решения. Свои решения, а не чужие.

— Желание? — Уточнил Соли.

— Желание. — Уверенно подтвердил Иессей.

Человек некоторое время искал путь. Искал и нашёл:

— Смысл игры. Первое — Вета хочет связать свою жизнь со мной. Второе — Вета хочет полюбить этот мир и его обитателей, но сама по себе не в состоянии это сделать. Третье — Вета хочет разделить свои желания со мной. Считаешь ли ты это эгоистичной жестокостью?

Святой никак не мог назвать жестокостью, тем более эгоистичной, столь чистые побуждения:

— Конечно же нет, ничего неправильного или хоть сколько-нибудь аморального…

— Но ведь она не спрашивает у этого мира, желает ли он, чтобы его любили, и не спрашивает у его жителей, с кем ей следует разделить любовь. — Криво оскалился Соли. — Счастливый конец одного порой основан на трагедии другого, счастливый конец для двоих порой требует жертвы от многих. Она моя собственность, моя неотъемлемая часть, моя самка. Называй как хочешь. Важно лишь одно. Она — моя. Если этот мир должен умыться в крови, чтобы стать достойным её любви, это произойдёт. Если этот мир окажется способен лишь сгинуть — мои никчёмные потуги не имели ни малейшего шанса на успех, значит и переживать не о чем.

— Если этот мир способен лишь сгинуть… — С тяжёлым сердцем повторил Иессей. — И владычица Тетиса готова к такому исходу?

Прародительница откликнулась:

— Канеш, готова! — Усмехнулась Вета. — Да и Соли немножечко преувеличил насчёт «сгинуть». Даже если Тетис рассыплется прахом и его останки вернутся к Всесоздателю, авалон Тетиса уцелеет и отправится дрейфовать по вселенной. Как огрызок. Народ суккубов и инкубов не особо плодовит, так что перенаселение им не грозит. При условии, что они не прихватят с собой всякий сброд, но там уж сами виноваты будут.