***
Синис’Мил’Лин. Глупый, жалкий, никчёмный — это всё не про него. На самом деле Синис был выдающимся аристократом. Помимо принадлежности к самой влиятельной семье из рода Мил и отличнейшей родословной этот ба’астид обладал множеством других достоинств. Безусловно, у него имелись и недостатки, в число которых входили горячность и импульсивность, но многие, особенно дамы, считали эти его качества скорее частью шарма. Острый ум (нередко выручавший его после слишком поспешных решений). Способность склонить большинство собеседников на свою сторону (как следствие, неплохие связи). Безупречная внешность, для поддержания которой он тратил много сил (особенно трудно ему давалось поддержание полноты тела, но при всех он привирал, что тучность появилась сама собой). Активное стремление влиться в политическую жизнь Калварии (и, что для его возраста весьма неплохо, ряд удачных выступлений во вселенском соборе, каждое из которых он окончил словами «Иерсиния должна быть разрушена»). Яркая, непримиримая гражданская позиция, полностью поддерживающая исконное учение Епархии Ма’алаки’ (то есть, радикальная, и потому одобряемая подавляющим большинством полуангелов). Гордый, благородный образ и впечатляющая репутация. Последнее — до недавних пор.
У Синиса определённо поубавилось сторонников в свете последних событий, но они никуда не делись даже несмотря на то, что Калвария переживала крайне противоречивый кризис. В конце концов, покушение на архиерея Триполи, в котором он принимал непосредственное участие, было спланировано давно, и попросту дожидалось своего часа. Многие в Епархии были недовольны нынешним архиереем, его осторожными действиями и лояльности во взаимоотношениях с соседствующими расами. От архиерея ждали завоевательных походов и искоренения нечестивых верований, а он вместо этого занимался развитием презренной торговли и сомнительными предприятиями вроде образовательных реформ. Судьба предыдущего архиерея его ничему не научила. Тот вообще чуть не умудрился договориться с демонидами о мирной передаче священной земли во владение Епархии. Он был идиотом и пропал без вести, его главные сторонники, род Ра, в большинстве своём казнены либо проданы в рабство тем самым демонидам, с которыми они так хотели сдружиться (что фактически одно и то же), остались только те, кто нужен, чтобы род не угас. Полуангелы не держали пленных полудемонов, и это всегда было взаимно — то, что двое полутигров выжили и вернулись в Епархию, казалось чудом и вызвало массу подозрений.
Мирная, бесхребетная политика архиерея Триполи запросто могла спровоцировать восстание, и ради единства расы нужен был новый правитель, возможно даже из не столь прогнившего рода Ба, а из праведного, и хорошо бы этим родом оказался Мил. Синис ни при каких обстоятельствах не почувствовал бы вину за своё преступление, ведь его мотивы были чисты, архиерея он презирал от чистого сердца. Безусловно ма’алаки’ должны подчинить Тетис, после чего обратить заблудших в истинную веру ради их же блага. Безусловно, те, кто противятся истине, должны быть искоренены. Безусловно, отвратительных демонидов уже не спасти, они должны быть уничтожены либо порабощены, а их столица Иерсиния должна быть разрушена.
Та дуэль, в ней не было ничего неправильного, Синис вёл себя так, как подобает аристократу Епархии. Пожалуй, он мог постараться выглядеть не столь эмоциональным, но в целом он всё сделал правильно.
То покушение также не являлось ошибкой, напротив, всё складывалось наилучшим образом. Прихлопнуть всех правителей одним махом. Шесть рас погрузятся в междоусобные распри за власть, в то время как ма’алаки’, у которых уже всё подготовлено для появления сильного, несгибаемого правительства, перехватят инициативу. Взаимных претензий не избежать, но резкое усиление Епархии, ослабление прочих и тот факт, что архиерей погиб вместе с остальными в день появления этой лже-Праматери…
Демон просто не мог оказаться подлинной Праматерью химер, это был преступный сговор апостолов с целью усилить влияние Меритократии. По крайней мере, так думали многие ма’алаки’, осведомлённые о проходившем собрании, не только из числа заговорщиков. Так думал и Синис до тех пор, пока не оказался на злополучной смотровой площадке.
Синис всё ещё не был до конца уверен, действительно ли этот кошмарный демон является легендарной Матерью Искажений и действительно ли тот монстр является апостолом. И всё же это походило на правду. Правду, которую он не мог принять. Он не сомневался, что предположения Иессея верны и невиданное оружие, принцип создания которого оказался в руках полуангелов, изначально не предназначено для того, чтобы уничтожить всё живое за раз. Синис отчётливо видел, как те двое просто играли, издевались, развлекались. Те двое собирались продолжить бездушную игру, в которой страдания других превратятся в их излюбленное лакомство.
Синис желал господства Епархии, но не истребления противников. Синис желал сильного архиерея, но теперь боялся, что попытка получить желанную силу выйдет из-под контроля и обратится против своих. Синис желал уничтожить демонидов, но отныне такие побуждения вызывали в его воображении картины того, как младенец вгрызается в горло кормилицы. Синис больше не скажет, что столица Меритократии должна быть разрушена, потому что он знает, как этого добиться.
У Синиса’Мил’Лина всё ещё имелись недостатки, в число которых входили горячность и импульсивность. Он собрал вещи, необходимые для дальней дороги, припасы, взял деньги, драгоценные камни, выгреб горстку изопсефов из семейного хранилища и теперь осторожно пробирался по потайному ходу родового имения. Он бежал из Калварии — у него всё ещё имелись союзники, но убеждать следовало не их.
Стояла глубокая ночь. У Синиса имелся дорогостоящий тёмный оберег, способный защитить от почти любого порождения тьмы на этом осколке мира, а также превосходный меч, украденный из покоев отца. Этого более чем достаточно для того, чтобы свободно прогуливаться за стенами Калварии задолго до наступления дня, по крайней мере в мирное время. Также он прикинул, что, с учётом интенсивности распространения ужасающей болезни и скорости, с которой эпидемия отнимала жизни, кошмар, происходивший снаружи, уже должен был прекратиться, и всё же рисковать жизнью понапрасну он не собирался. Конечно, составить барьер против одного-двух заражённых было ему по силам, да и сжечь после того, как остановит, он тоже в состоянии, но ведь их может оказаться больше, намного больше.
Синис решил вздремнуть перед выходом, однако так и не сомкнул глаз ни на минуту несмотря на давящую усталость — измотано не тело, а разум. Или душа — жители Тетиса так и не приблизились к пониманию того, где между ними грань.
С рассветом Синис выбрался из неприметной лачуги, что скрипела прогнившими досками возле прохладного ручейка, и направился прочь от города. Он постоянно осматривался, обоснованно опасаясь внезапного нападения тех, чьего прикосновения достаточно для безвестного окончания экспедиции одинокого ба’астида. Его пугала сама мысль о том, что маленький зверёк внезапно бросится на него из ближайшего куста, но он был достаточно умён, чтобы понимать — его путь пролегает достаточно далеко от расположения объединённой армии, вокруг полно живности. Если некий подозрительно осведомлённый святой ошибается и Калварийский Осколок обречён, то звуки леса превратятся в рокот, который ни с чем не спутать, и тогда он успеет убежать, если это вообще возможно.
Краем глаза Синис заметил бесшумно приближающуюся серую тень и сразу же вынул из ножен отцовский меч, но почему-то сразу забыл, по какой причине он это сделал. Его забвение длилось несколько кратких мгновений.
К тому моменту, как Синис вспомнил, почему меч оказался в его руке, нечто холодное и твёрдое прижалось к его шее, и струйка липкой жидкости закатилась ему за воротник.
Синис сглотнул, из-за чего лезвие впилось в шею сильнее. Он тщательно подбирал слова: