Еле горящая палка тускло освещала коридор. Детский страх накатил снова, от него не избавиться. Храбрость — это сделать первый шаг в темноту, когда только ты один знаешь, как тебе на самом деле страшно. Сделай его — и назад возврата не будет. Он крепче сжал обрез, выставил руку вперед и пошел вперед по скрипучему деревянному полу, толкнул ногой дверь. Она медленно открылась, проворачиваясь на ржавых петлях. Большая комната с отвалившимися от сырости обоями, на потолке черная плесень расползлась загадочно-жутким узором. В правом углу лежали вещи, наваленные горкой, инструменты: молоток, две пилы, отвертки, рубанок. Комната проходная, дальше зал. Посередине стол с грязной посудой, свечи, много стульев. Разваленная печь, на ее останках сложены дрова, точнее, обломки мебели. Плетеное обветшавшее кресло-качалка с наброшенным разноцветным покрывалом одиноко стояло напротив будущего костра. Скорее всего, место главаря. Все приготовлено, не хватало только обитателей. В углу раздался хрип. Марс резко навел оружие на звук. Дверь закрыта на шпингалет. Подошел ближе, открыл, обрез наготове. Тусклый свет осветил полуживого парня. Его голое тело привязано к трубе отопления. Бедолага даже не поднял взгляда. Он был настолько изможден, что ему, похоже, было все равно, что с ним станет. Смерть для него лучший выход. До утра он не дотянет.

— Эй, — на всякий случай шепнул парню Марс. Реакции ноль.

Прикрыл дверь, пошел дальше. Обыскав все комнаты, убедился в том, что дом пуст. Снова пошел по комнатам, по пути открывая ящики, заглядывая в шкафы, осмотрел столовую, прошел в дальнюю комнату. Слева большой сундук с кодовым замком. Интересно, откуда взялся тут такой раритет? Справа еще одна дверь забита досками и подперта стулом. Он сбегал за топором, задержался на улице, прислушиваясь к тишине. Все нормально. Когда вскрыл сундук, оторопел: банки с тушенкой, крупа, сухари, макароны. Марс даже отошел в сторону, зажмурил глаза и снова посмотрел на содержимое сундука — нет, не кажется с голоду, так и есть. Нашел тряпку, стал наваливать на нее припасы. Злость брала, что все унести невозможно. Наложил столько, что еле смог оторвать от пола. Было понятно, что с таким баулом далеко не уйти. От отчаяния пнул сундук. Сжав зубы, отложил менее калорийные продукты, завязал все в узел.

Еще раз осмотрелся. Привлекла заколоченная дверь. Понимал, что лучше уйти, но любопытство взяло верх. Подсунул острый край топора под доску, со всей силы дернул на себя. Доска заскрипела, обнажая гвозди. Схватился за нее руками, потянул в сторону и, провернув, наконец оторвал. Со второй поступил так же. Замок сбил с одного удара, высекая искры о сталь. Схватил обрез и резко открыл дверь. Каморка три на три метра, выложенная светлым кафелем. По всей видимости, раньше была ванная комната. Невыносимый смрад от пота, грязи и испражнений ударил в нос. В углу, словно бараны, сбились в кучу человек восемь, может десять, запуганные и забитые, в лохмотьях, боясь посмотреть, кто открыл дверь. Ждали, наверное, кого заберут следующего.

Марс не первый раз встречал каннибалов, но все равно никак к этому не мог привыкнуть. «Консервы». Пленников таскали за собой, а когда приходило время, забивали и съедали. Проще было сожрать человека, чем найти еду. Продукты держали на крайний случай. Когда кончались живые «консервы», в ход шел неприкосновенный запас.

— Твою мать, — протянул он и сделал шаг назад.

Невольники впервые обратили внимание на вошедшего и зашевелились, будто единый организм. Марс медленно поднял свой мешок и закинул на плечо.

В темноте почувствовалось движение. Послышался разговор, то ли из комнаты, то ли с улицы. Марс подскочил к окну. Вдоль штакетника мерцали огни керосиновых ламп, мелькали тени, уже отчетливо различались голоса. Время застучало в ушах, зашумело, глубокий вдох, пауза, выдох, поворот головы, и снова вдох, пауза, выдох. Он кинулся к противоположному окну. Деревянные ставни рассохлись. Разбить стекла — значит, выдать себя с потрохами. Дернул еще раз и еще, окно не поддавалось.

— Успокойся, парень. Все нормально. Нормально, — разглядывая окно, шептал он сам себе. — Надо же... — сверху вбиты два гвоздя и загнуты так, что не позволяют распахнуть ставни.

Залез на подоконник, кое-как пальцами отодвинул гвозди в стороны, спрыгнул вниз, дернул за ручку. Окно со скрежетом и скрипом подалось вперед. Холодный ветер ударил в ноздри, сквозняком пронесся по дому, где-то вдалеке с шумом хлопнула дверь. Выскочил на улицу и, что было силы, рванул на задний двор. Как оказался за забором, сам не понял. Позади был слышен крик и ругань.

Остановился он только в полной тишине. Бок жутко колол с непривычки. Пересохшим ртом хватал воздух. Небный язычок то и дело прилипал. Стал жадно есть снег. Все тело охватил жар, будто только что вышел из парной. Посмотрел на узел с припасами и засмеялся. В руке обрез. Хоть и с одним патроном, но все же оружие. Упал на колени, головой воткнулся в пушистую прохладу, завалился на бок, перевернулся на спину. Минуты две лежал. Пот тек по телу. Нужно идти. Идти на юг, идти спасать Катю. Вскочил, закинул на плечо свой тюк и остановился.

— Сука! Сука! Сука! — обернулся и посмотрел в сторону логова.

«Иди, Марс. Он сделал свой выбор! Ну же, иди! Да, ты жив потому, что он помог тебе, но и ты сделал для него многое! А что ты для него сделал, а? Ты сделал многое и для Кати — и где она теперь? А где Виктор? Вот зараза!»

Он спрятал узел с едой в кустарнике, еще раз проверил обрез, словно там могли появиться новые патроны. Нет, только один, хоть самому стреляйся. Он жалел, что впопыхах не захватил топор или молоток. Можно было бы обыскать и тех двух, которых он прикончил. Можно было бы сделать кучу всего, но теперь не время об этом рассуждать. После драки кулаками не машут.

«Ладно! Посмотрим, на что ты еще годишься. Надеюсь, старик был прав. Людям нужно помогать». Он натянул ироничную улыбку и направился в сторону злополучного дома.

За сто метров стали слышны голоса. Марс лег в снег, остальной путь прополз по-пластунски. Притаился у забора, взвел курок на обрезе. Сердце колотилось, словно бешеное. То ли от нервов, то ли от перенапряжения бок снова заныл, да так, что пришлось прикусить губу, сунуть лицо в холодный «пух» и переждать приступ. К опасности нельзя привыкнуть. Инстинкт самосохранения отсутствует только у дураков и самоубийц, остальные хотят жить. А в таких экстремальных условиях ты либо перестаешь думать совсем, либо соображаешь за десятерых. Пересиливая себя, он приподнял голову и подполз ближе, наблюдая через щель в заборе. Голоса стали четче.

— Долбаная кучка придурков! Ублюдки! Да как такое вообще могло случиться?! — орал здоровый мужик.

Он был ростом метра два, не меньше. Каменно-крепкий, в дубленке из овчины, в шапке из пушного животного, на ногах унты, на левом глазу пиратская повязка. В руке он держал кувалду, держал играючи, будто небольшой молоточек. Инструмент летал в воздухе вместе с его рукой, когда он жестикулировал. Змей словно не замечал в своей ладони молот.