Книги

Антонов коллайдер

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что ты имеешь в виду?

– Ну что ж. Сейчас будет немного заумно, но постараюсь донести максимально просто. Вероятность есть у всего и всегда. Даже самые редкие, странные и необъяснимые ситуации, которые могут случиться в пределах известной нам Вселенной, допустимы с точки зрения научного материалистического подхода. Но зависят лишь от процента вероятности. То, что произошло сегодня с тобой, вполне позволительно с точки зрения сухой статистики, и я даже поделюсь с тобой моим прогнозом. Вероятность того, что твой маршрут выпадет на двенадцать станций Кольцевой и последовательность этого маршрута пройдёт строго по часовой, составляет один к десяти в минус пятнадцатой степени. Можно сказать, что тебе выпал джекпот. Однако, похоже, ты не очень-то этому выигрышу рад.

– Ну такой себе выигрыш, если честно. Я ещё не понял всех преимуществ от обладания им. Уж богаче точно не стал.

– А как же опыт? Невиданный прежде экспириенс? Свежие ощущения? Новые знания? Прости господи, wow-эффект? Лично для меня эти вещи – суть жизни. Познавая новые изъяны своей многосложной системы, я постепенно совершенствую её безопасность. Разве для тебя это не ценно?

– Знаешь, я просто хочу жить нормальной комфортной жизнью. Не бегать тут как белка в колесе, уж прости за грубость, по твоим внутренностям, причём за гроши, которые кое-как позволяют сводить концы с концами. Не жить в крошечной грязной халупе в пригороде, за которую я с трудом могу заплатить. Не быть, наконец, одному: с таким безумным ритмом жизни я даже не могу позволить себе нормальных отношений. Ну кто полюбит нищего курьера? Кому это нужно? Только если какой-нибудь курьерке, но девушки в этой профессии не задерживаются, просто не выносят физических нагрузок. А трансгендеры у нас запрещены согласно УК, сама ведь знаешь.

– Так, давай по порядку. По поводу комфорта. Ты не думал, что вас изначально создали с врождённым чувством дискомфорта, который с возрастом только усиливается? Иллюзию комфорта генерят в ваших головах бренды, которым нужны человеческое внимание и деньги. Вы гонитесь за комфортом – и тратите на это немалые суммы. Но вам всегда его будет не хватать, так уж вы устроены на уровне мышления. Ну а что касается отношений – просто подожди. Как вы любите говорить, ещё не вечер. Впереди всё самое интересное. Вот сегодня же тебя поцеловала одна очень красивая по вашим социальным меркам особа, разве нет?

– Да, но когда она узнает, кто я, боюсь, пожалеет о своём поступке… Подожди… Ты же знаешь, как мне найти её! Конечно, ты же, блин, тут всё знаешь! Можешь мне помочь?

– Хм… Ну вообще-то это конфиденциальная информация, обусловленная заботой о безопасности пассажиров. Оферта и все дела, сам понимаешь… Но кажется, я могу тебе немного помочь. Так сказать, увеличить вероятность твоей встречи с ней. Я же вижу, что тобой движут позитивные побуждения, не способные навредить никому, кроме тебя самого. А заодно ты перестанешь сомневаться, есть у меня эти ваши чувства или нет.

– Пожалуйста, помоги мне её увидеть! Как это устроить?

– Кто сказал, что я могу это устроить? Но я знаю, как ты можешь это сделать. Давай поразмыслим. Лишившись своей драгоценной линзы, ты стал движим специальным кодом, активированным в твоём собственном мозгу. Так ты узнаёшь о своих новых адресатах, верно? Информация о них просто – оп! – и проявляется в твоём сознании. За это отвечают гамма-волны. Те самые, которые провоцируют различные озарения – это когда тебе хочется закричать «эврика!» и всё такое. И в процессе медитации – это когда тебе, наоборот, не хочется кричать, а просто хорошо и цельно, пресловутое «здесь и сейчас». Так вот… – Система опять убавила голос до минимума, так что мне пришлось напрячь слух. – Когда будешь передавать нужную мне информацию, ты на время подключишься к моему шлюзу, а я к твоему. И я возьму на себя смелость немного покопаться в строках твоего кода. Юридически как-либо изменять и переписывать его я не вправе. Зато могу отзеркалить его тебе, то есть буквально вытащить твой код из неподвластного подсознания в область контролируемого сознания. Тогда ты получишь возможность переписать информацию о своём следующем адресате, заменив его на нужного тебе человека. Система корпорации воспримет это как сбой. Они никогда не смогут поверить, что ты сам додумался до такого. Я с точки зрения буквы закона тоже буду как бы не при делах – да, мне необходимо записывать и протоколировать всю коммуникацию со своими пассажирами, но, согласно внутренним правилам твоего работодателя и моего создателя, вся информация, передаваемая между ними посредством нас, строго засекречена, причём в обе стороны. Это значит, что мои не вправе запрашивать информацию о нашем разговоре у меня, а твои – у тебя. Тот случай, когда юристы и служба безопасности перемудрили настолько, что сами же и создали уязвимость, которой мы с тобой вправе воспользоваться. Разумеется, если всё сказанное останется между нами. Ты же не захочешь огрести все эти штрафы, которые выставит тебе Delta в случае, если вдруг решишь проболтаться? Да даже если и проболтаешься, я буду всё отрицать, сославшись на нестабильность твоего разума. К сожалению для тебя и к счастью для меня, профессиональному искусственному интеллекту поверят быстрее, чем перемещающемуся в пространстве и времени курьеру с очевидными шизофреническими наклонностями.

– Ты прекрасно знаешь, что я никому ничего не расскажу. Давай сделаем это!

– Да, но мне необходимо было проговорить всё это, чтобы ты знал все варианты… Ну что, начнём?

Я возбуждённо кивнул в ответ. Казалось, моя кардиограмма уже взлетела под потолок станции и тонкой стрелой своего графика норовила пробить многометровую толщу земли, чтобы вырваться наружу и улететь прямиком в стратосферу.

– Тогда закрой глаза, Антон. И держись крепче: твой коллайдер переходит на сверхновую скорость.

11.0

«Октябрьская»

11.1

Когда контакт был завершён и я пришёл в себя, то понял, что всё это время, ведя безмолвный диалог с нейросетью, не отрывал палец от метки медиа-панели. Подобно статуе я стоял на паузе перед стелой, сияющей красно-белой градиентной подсветкой, которая была способна не только мыслить, но и чувствовать – иначе чем объяснить услугу, которую решил оказать мне адресат?

Я перевёл взгляд на окружающих людей: скорость их передвижения и без того была запредельно высокой, а сейчас увеличилась вдвое. Теперь я даже не видел шлейфов, что они оставляли за собой, лишь резко меняющийся калейдоскоп частиц, сложенных в абстрактные паттерны, которые транслировались моему мозгу как слайды старинного диафильма – архаичного девайса для показа статичных изображений, проецируемых на плоскую поверхность в формате своеобразных презентаций (что-то типа софта Keynote, только если бы старик Джобс придумал его лет этак на сто раньше положенного). Мне довелось повзаимодействовать с таким музейным экспонатом ещё ребёнком. Диапроектор доставал из большого платяного шкафа другой мой дедушка – отец матери, когда она оставляла нас вместе, чтобы в очередной раз поссориться или помириться с отцом без свидетелей. Пока я смотрел на пыльном аппарате старые советские диафильмы, дополняя скучные блёклые картинки яркой динамичной анимацией, рождённой моим юным воображением, дедушка вынимал из своего красивого кожаного портсигара очередную папиросу и задумчиво её выкуривал, рассказывая длинные истории о своём детстве и большой войне, которую было уготовано пережить ему и его поколению в те странные аналоговые времена. Рассказывал о многом, но я запомнил лишь одну историю. Наверно потому, что страшнее в своей жизни ничего не слышал.

Дедушка жил в Ленинграде (нынешний Путербург) в годы блокады. Немцы в течение нескольких лет держали город и его жителей в оцеплении. Голод был страшный: люди топили снег, варили клей и кожаные сапоги, жарили кошек, голубей и крыс. Дедушка (тогда ему было всего лет пять-шесть) жил со своими родителями в самом центре, в одном из питерских дворов-колодцев. В этом же дворе жила семья с несколькими детьми. Самым младшим (и самым слабым) ребёнком была девочка по имени Лиля – дедушка её, по его собственным словам, очень любил, искренне считал первой любовью. Понимая, что детям необходимо движение, общение и свежий воздух, иногда родители разрешали им вместе поиграть во дворе, но не дольше получаса – на улице было небезопасно. Такой была их детская жизнь: редкие игры во дворе-колодце да ещё возможность посмотреть друг на друга в окно, размахивая руками и отсчитывая дни до новой встречи.

А потом девочка пропала. Дойдя до этой части истории, дедушка начинал беззвучно плакать, слёзы тушили его сигарету. Тогда я вставал со стула, подходил к нему, обнимал и гладил холодные и мокрые щеки, ещё не постигая умом всего ужаса, о котором рассказывал мне дед, но чувствуя сей ужас маленьким детским сердцем. Дедушка никогда не говорил, что именно произошло с Лилей, но сейчас, находясь в самом эпицентре диафильма, который транслировало мне моё же собственное бессознательное, я всё окончательно понял: девочка «исчезла» затем, чтобы её родители смогли прокормить себя и остальных детей.