– Я НЕ ГЛАЖУ СВОЕ ПОКРЫВАЛО.

– Конечно, гладишь. И я люблю это.

Я краснею, и Этьен целует мои пылающие щеки.

– Знаешь, моей маме ты нравишься.

– Правда?

– Я весь год говорил только о тебе. Она в восторге, что мы вместе.

Я улыбаюсь:

– Не могу дождаться встречи с ней.

Этьен улыбается в ответ, но внезапно на его лице отражается беспокойство.

– А вдруг твой отец станет возражать? Из-за того, что я не американец. Точнее, только наполовину. Он же не один из тех чокнутых патриотов?

– Нет. Он тебя полюбит, потому что ты делаешь меня счастливой. На самом деле, он не всегда такой уж плохой.

Сент-Клэр приподнимает темные брови.

– Да знаю-знаю! Я же сказала «не всегда». Большую часть времени он именно такой. Просто… он не хотел ничего плохого. Он считал, что поступает мне во благо, отправляя меня сюда.

– А это было во благо?

– Посмотри на себя – напрашиваешься на комплименты?

– Не стану возражать против комплимента.

Я поигрываю прядью волос Этьена.

– Мне нравится, как ты произносишь «банана». Ба-нах-на. И еще иногда смягчаешь «р». Я люблю это.

– Прррекрасно, – шепчет он мне на ухо. – Я долго тренировался.

В моей комнате темно, и Этьен обнимает меня обеими руками. Мы слушаем оперную певицу в полной тишине. Я с удивлением понимаю, что буду сильно скучать по Франции. Атланта была моим домом почти восемнадцать лет, и хотя я знаю Париж всего девять месяцев, он меня изменил. Впереди новый город, где мне предстоит учиться в следующем году, но я не боюсь.