Начало XX века

Мужчина сделал шаг и замер на пороге — глаза не верили, сердце застыло, надеясь на безумие. Его девушка лежала на диване в нелепой, неприличной позе — с расставленными ногами, выгнутой спиной, запрокинутым горлом. Черные чулки были спущены, запертая в корсет грудь тяжело вздымалась, из горла вылетал стон. А рядом с ней лежала высокая черноволосая дама. Рука дамы терзала девичью грудь, губы жадно впились в ее губы.

Он не смог бы сказать, что испытывает сейчас — ужас, отвращение, восхищение? Он просто стоял и смотрел до тех пор, пока черноволосая не подняла лицо, не взглянула прямо на него.

В этот миг его сердце остановилось…

Начало XXI века

…свернув на середине Андреевского спуска, женщина поднялась на Лысую Гору. Киевляне знали Гору как Замковую — но она была Лысой. А женщину в общественном месте наверняка бы окликнули: «Девушка…». Но она была женщиной, и Гора знала об этом.

Гора знала: женщина идет сюда, потому что не может не идти — ее ведет нечто, неподвластное ей. Гора желала б не пустить ее, и на литых металлических ступенях многомаршевой лестницы, ведущей на Замковую, сиял охранный узор. Но со временем узорные ступени изнашивались, их заменяли обычными — последних стало больше — и теперь лестница не могла сдержать женщину, идущую на Лысую Гору.

За женщиной шел туман. Туман окутывал ее фигуру, как бесплотная белая шуба, как огромный кокон сладкой ваты — туман делал ее невидимой для других. Иначе кто-нибудь непременно задал бы вопрос, зачем женщина, взбирающаяся на Лысую Гору, тащит с собой лопату и труднообъяснимый продолговатый предмет, завернутый в темную ткань.

Взобравшись на вершину, женщина перешла по узкой тропинке на дальний отрог. Послушный туман рассеялся, и она огляделась. Слева Киев головокружительно падал на 200 метров вниз — к засыпающему серому Днепру, справа — взлетал вверх, к подпирающим низкое октябрьское небо Андреевской церкви и тяжеловесному музею истории Украины. За спиной женщины киевскую Лысую Гору обнимала фешенебельная, как крохотный европейский городок, новая элитная улица Воздвиженская, перед пришедшей, на вершине горы, стоял круглый каменный алтарь родноверов и камни с надписями: «Громадський жертовник», «Пожертва ваша хліб і молоко…».

Возвышенное и земное, языческое и святое, гламурное и гранитное — сошлись в древней точке силы. Но женщину не интересовала сила Горы. Не обнаружив вокруг ни одного человека, она пошла дальше — в крохотную пегую рощу, где умирало старое церковное кладбище.

Давным-давно некрополь окружал Троицкую кладбищенскую церковь Флоровского монастыря. Но церковь не устояла на Лысой Горе — была разрушена в 30-е годы, и ныне заброшенное дореволюционное кладбище имело вид затаившийся и зловещий. Его можно было и не заметить — стволы тонких, оголенных осенью темных деревьев сливались с такими же тонкими, потемневшими металлическими крестами. Лишь на немногих могилах сохранились таблички с полусъеденными временем буквами, большинство оградок казались пустыми — могилы, которые они защищали, давно сровнялись землей, землю скрыл ворох листьев. К монастырю бежала узкая дорога, почти стертая с лица ведьмацкой Горы.

Женщина переступила поваленное бурей дерево, остановилась, подняла глаза вверх. Кроны деревьев уже не заслоняли свинцовое небо, а земля во влажных и желтых осенних сугробах стала вязкой от многослойной листвы. Шорох ее шагов мешал пришедшей на Гору услышать нечто, доступное ей одной… Она замерла, а секунду спустя бросилась, вздымая листья, к оскверненному разноцветным граффити серому склепу.

Рядом с ним стояла косая, сплющенная временем оградка, утопшая в рыжей листве, — как и во многих других, внутри нее не просматривался даже холмик могилы. Пришелица перешагнула через тонкие низкие прутья ограждения, расчистила ногой уже покоричневевшие листья… Постояла, вглядываясь в освобожденную землю.

— Да, — взбудораженно сказала она. — Это ты… Как долго я тебя искала, любимый!

Она воткнула в землю лопату, аккуратно поставила продолговатый предмет и, сдернув черную ткань, установила на могиле большое старое зеркало в почерневшей серебряной раме.

Все прочее скрыл туман, рухнувший на Лысую Гору, как громадное, сброшенное с неба пуховое одеяло.

— Ты представляешь, мужу приснилось, что жена ему изменяет. Так он проснулся и задушил ее спящей! — Даша Чуб помолчала, ожидая реакции.