— Гы… Не может быть. Гонишь, Гаврилыч. Чо, правда?
— Правда, — вздохнул Говорков и достал из нычки свою поллитру, в общем счёте третью на двоих.
Егор больше не пил и только пытался слушать. Голос участкового то становился чётче, то уплывал.
Главное было не закрывать глаза. Неведомая сила тут же начинала кружить. Он с усилием поднимал веки и цеплялся глазами за капитана как за скалу во время шторма. Больше ничего говорить не требовалось, капитан, перешагнув черту откровенности, спешил выговориться перед пьяным собутыльником, согласившимся ликвидировать свидетеля… Правда, без всякой гарантии, что согласие останется в силе после вытрезвления.
— Я никого не собирался убивать, понимаешь? Даже в мыслях не было! — обычно спокойный Говорков вскочил с кресла и принялся сновать по кабинету — к бюстику Фрунзе и обратно к столу. — Томашевича попросил сделать мне шашку, чтоб рыбу в озере глушануть. Он в сапёрах служил. Любитель взорвать. Точь-в-точь как наркоман — только дай ему что-то на куски разнести.
— Как же ты с ним позн… познакомился, а?
— Год назад. Пришёл из армии, приехал к сестре. Та вся в шоколаде, устроилась на работу, получила квартиру, машину. Он ей и ляпни: насосала. Слово за слово, мордобой, соседи вызвали милицию. Я на опорном у него спрашиваю: что ты творишь? А ему тоже хочется красивой жизни, но не очком же торговать. В общем, уговорили Ингу забрать заявление, я его в общагу устроил. И начал готовить к серьёзному. Но тот, долбодятел, не утерпел и сам полез, погорел на первой же краже.
— Фраер…
— Точно. В декабре заявляется: сбежал. Ну и что с ним делать? Поселил его в пустующем гараже. Потом думаю, его же сестра у каких-то подпольных цеховиков или фарцовщиков ошивается, раз вся из себя. Нашёл её, сказал — твой брат здесь. Ну она и разболтала всякое во время их встреч про «Верас». Невольно, конечно. Он как её спрашивал, она сразу замыкалась, мол — служебные тайны. Потом всё равно выбалтывала, дура. Начал я Бекетова прессовать. На пенсию скоро, благодарности не видать, сам начал по капле пенсионный фонд собирать… Ты нормально, Егорка?
— В порядке. Т-только больше не н-наливай…
— Ясно. Но соображаловку ещё не потерял? Слушай дальше. Томашевичу всё денег не хватало. Нетерпеливый был. Я его успокаивал, вот Бекетова дожмём, начнёт платить как правильный терпила. А он — нет. Давай по-быстрому что-то. Сам предложил сберкассу. Я и согласился… мудак старый. Взрывпакет этот рыбный засунул в гастроном под баллон, думал — пустой баллон. Шастаем мы с Лёхой около магазина, смотрю по часам — Томашевич должен вход в сбер подорвать. Тут Бекетов наш тащится, голубь сизокрылый. Я подгадал момент, Лёху с крыльца стащил от греха подальше и тиснул в планшетке на кнопочку…
— Р-рвануло путём…
— Да, Егор! — участковый остановился по другую сторону стола и ещё налил водки. — Крепко рвануло. Что там Томашевич насовал… И, главное — зачем? Я его чётко просил: для рыбы! Не кита же глушить! А там полмагазина разнесло.
— К едреней фене разнесло… Как же ты мог, Гаврилыч?!
— Не знал я! Ты чем слушаешь? Морда пьяная, глаза залитые! — тоже далеко не трезвый капитан влил в себя очередной стакан. — Взрыв должен был только испугать, на… Может, поцарапать кого. А что там баба беременная у кассы станет — так не видна была беременность под шубой. Я не знал! Не мог предположить… Зачем мне их убивать? Детей малых…
Сквозь туман Егор разглядел мутную слезу на осунувшейся мордочке Гаврилыча.
— Презираешь меня? Думаешь, у других ментов всё-всё чики-пуки? Белоснежное и по закону? И у следаков? Ха-ха три раза! Я про них такое могу рассказать!
— Рас-ска-жи…
— Сейчас… Увидишь!
Говорков присел в кресло и начал колупаться в столе. Потом нырнул куда-то под шкаф и достал тряпичный свёрток. Развернул его на столе. Окосевшим глазам собутыльника предстал «Наган», ухоженный, тускло поблёскивающий чёрной сталью.