— Надеюсь, не Элеонора Рублёвская?
— У меня живёт девушка, студентка БГУ, будущая аспирантка. Родители — из гродненского областного аппарата, не судимые. Моя трудовая книжка в филармонии, я — помощник звукооператора. Так сказать, рабочий класс.
— Филармония… Это сложно. Чтоб принять тебя в партию, надо спустить разнарядку на филармонию. Там своя очередь из старожилов, квота на вступление в КПСС скудная. И ещё несколько гордых «свободных художников», отказывающихся вступать, таких, мать их, «адептов чистого искусства». В милицию немного проще. Я подумаю.
— Спасибо.
— Об остальном. Какие-то движения по цепочке Бекетов-Вахтанг-Амиран закругляем, если, конечно, кто-то из них не всплывёт — живьём или в виде трупа. После осмотра «Волги» я склоняюсь к мысли, что ты прав, братья приехали разобраться с убийцей Гиви, которого вычислили столь же просто, как и вы с Аркадием. Бекетов их застрелил, сам ушёл на дно. У Вахтанга и Амирана нет мотива прятаться, уверен — они мертвы. Бекетов как опытный шпион наверняка заготовил резервные пути отхода, документы и машину на другое имя, деньги, план побега. Пока его нет, он всё равно что мёртв. Если засветится, закрываем его за убийство Дауканте. В отказном материале предостаточно доказательств, надо лишь сказать прокуратуре «фас» и объяснить, что преступника больше никто не покрывает.
— Если он появится, то в первую очередь — в «Верасе», там у него деньги. Девочки перепугаются и немедленно стукнут — куратору или мне. Ещё у Бекетова остался маленький сын.
По реакции Сазонова нетрудно было понять — наблюдение за ребёнком — последнее, что его взволновало бы.
Расставшись с ним, Егор отметил две важные для себя вещи. Подполковник складывает пазл для рекомендации к приёму в КГБ на аттестованную должность: высшее юридическое, женат, обеспечен жильём, кандидат в члены КПСС. Другое насторожило. Контрразведчик сильно разволновался при виде налички. Одно дело — принять под роспись сумму «на оперативные нужды» и отчитаться об использовании, хотя бы на словах. Ни Образцову, ни Аркадию Егор ни разу не возвращал «излишки», вопросов не возникало. Плохо, если кто-то в руководстве управления задумает какие-то резкие телодвижения, чтобы прикрыть задницу на случай скандала с наличными.
В какой-нибудь восточной республике поток кэша наверняка воспринимается проще.
х х х
В субботу, вернувшись с занятий, Настя охнула.
— Это ты?
— Нет. В квартиру забрался домушник в концертном костюме. Специально, чтобы украсть утюг. Красавчег, да?
— Тебе его так быстро пошили…
— Перешили из числа забракованных для одной из песняровских звёзд.
Он крутился перед зеркалом, поднимал руки.
— Красивый. Не то, что наивные джемперки в фильме «Эта весёлая планета», где Мулявин пел «Наши любимые». Что, неудобный?
— Не то слово, Настя. Хорошо, что один. «Песняры» переодеваются между отделениями. Этот, синий с золотом, считается попсовым вариантом. Поэтому я чуть-чуть играю при исполнении двух песен моего авторства, стоя во втором ряду. А когда идёт классика, «Александрына» или «Крик птицы», костюмы другие. Мне можно расслабиться и ждать за кулисами.
— И меньше получать? — повесив верхнюю одежду на плечики, Настя подошла вплотную и разгладила невидимую складку на сценической хламиде.
— Представь, нет. Весь концерт лабаешь или один саунд, ставка за концерт одинаковая. Пять тысяч в зале, десять тысяч на стадионе или пятьсот в ДК автозавода, без разницы, та же ставка. Но Мулявин всем пацанам раздал авторство или соавторство песен или музыки. За каждое исполнение — капает. Но при исполнении на бис — нет. Знаешь, почему? Потому что репертуар утверждается заранее, бухгалтеры Росконцерта наперёд рассчитывают, сколько платить всем и каждому, и из-за любых отклонений никто перерасчёт не сделает. Плановая экономика, не хухры-мухры.