— Загрузился из–за последнего разговора с Люпином, — Саша кивнул. — Слушай, Грейнджер, вот ты меня поймешь. Мне надо выговориться. Там, где нас никто не подслушает.

Гермиона кивнула и побрела за ним на пятый этаж, туда, где их уже ждал холст с котом. Стоило проему закрыться за ними, как Сашу прорвало. Он говорил, не останавливаясь, о том, что ничего не изменилось, о том, что Люпин его то ли подозревает, то ли что еще. О том, как дико хочется домой. О том, как надоело ото всех прятаться. А Грейнджер кивала и молчала. Когда у него, наконец, закончились слова, и в кабинете повисла неловкая тишина, Гермиона легко вздохнула.

— Не бери в голову, — она мягко улыбнулась. — Думаю, Люпину надо рассказать. Он же преподавал Защиту от Темных искусств, вдруг он знает, что это за чары.

— Понимаешь, Грейнджер, что это за чары, знаю и я. Я даже знаю, как их снять. Вот только я не знаю, приблизил я или отсрочил исход всего этого дела. А может и вовсе, время осталось на месте. Я ничего не знаю, Грейнджер, и это раздражает.

— Верю, — тихо проговорила Гермиона и кивнула.

Огромный красный поезд выпускал клубы пара на перроне. Саша нехотя тащился к нему в толпе студентов и думал о том, сколько ему еще предстоит. Он силился вспомнить хоть что–то, но прошедшие тринадцать лет хорошо поработали над его памятью. Он не помнил практически ничего о том, что должно произойти. Оставалось только надеяться, что память услужливо подбросит ему какой–нибудь огрызок информации в нужный момент. Оставалось только надеяться.