Перемирие написано на старомодном французском, и мои руки так сильно дрожат, что мне требуется некоторое время, чтобы понять его смысл, но в конце концов я поняла, что Антуан Жак Мариньи пообещал победить «Великого врага» натчезов. Взамен он был принят в само племя и получил «тотем».
Я фотографирую символ на свой телефон.
Я просматриваю остальные документы, но не могу найти ничего, что упоминало бы какое-либо проклятие или какое-либо другое упоминание о тотеме. Антуан могло быть семейным именем, говорю я себе. Семья Мариньи, похоже, имела смешанное состояние, приходящее в упадок, как и большинство на Юге, я полагаю, после Гражданской войны. Дом остался в семье, но богатство, которым он когда-то обладал, исчезло вместе со славными днями хлопка и табака.
Я нахожу только один другой документ, который может помочь. Это письмо французского офицера своему начальнику, датированное несколькими неделями после перемирия, все еще в 1731 году. В нем описывается восстание рабов в поместье Мариньи. — Была ужасная болезнь, и рабы умирали десятками, — говорится в нем. — Когда они, наконец, восстали против своих хозяев, они совершили ужасную месть.
Я хмурюсь, используя онлайн-переводчик, когда мой собственный очень простой французский терпит неудачу. — Огонь поглотил поля, — читаю я, — и люди в ужасе бежали от демонов, которые пришли, чтобы убить их. Земля вокруг была обуглена до черноты, и в течение нескольких месяцев в воздухе стоял ужасный холод.
Я думаю о темной лестнице, ведущей в подвал под нашим домом, обугленном запахе старого костра и ужасном холоде, который я почувствовала через дверь. Язык страха лижет мой позвоночник.
Что, если демоны, пришедшие убить Мариньи, те же самые, что шепчут мне по ночам? Я отодвигаю стул, внезапно почувствовав желание поскорее убраться оттуда. Что, если предупреждения Антуана Мариньи все-таки что-то значат?
Я толкаю дверь, закрываю глаза и вдыхаю теплый, ароматный летний воздух с облегчением, которое длится до тех пор, пока я не открываю глаза и не вижу Антуана Мариньи, стоящего прямо передо мной.
Глава 11
Миф
— Внезапный интерес к истории?
Антуан держит в руках две чашки кофе. Он протягивает мне одну, затем прислоняется к водительской стороне моей машины, скрестив руки на груди, как он, кажется, делает всякий раз, когда мы разговариваем.
— Мы теперь приятели по кофе?
Он поднимает брови, глядя на меня, с той полуулыбкой, которая начинает по-настоящему действовать мне на нервы.
— Чисто по-соседски.
Я свирепо смотрю на него и тянусь к двери, но он наклоняется так, чтобы держать ее закрытой. На нем голубая хлопчатобумажная рубашка, которая делает его глаза яркими и бесконечными, как Мексиканский залив, и то, как на нем сидят джинсы, начинает меня беспокоить.
— Двинься, — коротко говорю я.
— Грубо.
Он скользит в сторону ровно настолько, чтобы мне пришлось прижаться к нему, чтобы вставить ключ в дверь. Я стараюсь не обращать внимания на то, как он прижимается ко мне, стройный и напряженный, как горный лев, готовый к прыжку.
— Я видела твоих дружков с вечеринки на складе этим утром.