Его опасения были, видно, не напрасны – из дальнего угла сквера к троице спешили два дюжих полицейских.
– Мы ничего не покупаем и не подаем. Оставьте нас в покое! – брезгливо отшатнулся мужчина в красном.
– Но как же? Я все и раскрыл! И про ваших соотечественников Люсинова с Полевым. И про нашего, местного, выродка Лэнга. И про засланных убийц. Обо мне писали газеты! Я выступал с докладом перед премьер-министром… А они отобрали у меня дело и упекли в лечебницу… Никому тут, господа, истина не нужна. Видимо, она опасней, чем отравление полонием. Но я их игр не понимаю. Так и знайте! Поэтому там, в лечебнице, времени даром не терял. Поверьте, господа!
Полицейские были уже шагах в десяти.
– Сейчас меня опять задержат и не дадут объясниться… – пролепетал бомж. – Вот, возьмите. Это я все по памяти записал, когда стал выздоравливать…
Прикрыв свои действия телом от глаз полицейских, он ловким движением сунул за пазуху мужчине, вступившему с ним в разговор, пухлую тетрадь, свернутую трубкой и стянутую резинкой.
Полицейские между тем тоже не мешкали. Один из них, приблизившись, схватил незнакомца в объятия и быстро потащил в сторону от иностранцев. Второй вежливо осведомился, не причинил ли им бродяга (он именно так и выразился – «бродяга») вреда или неудобств.
– Не понимаем по-английски, – нашелся что ответить мужчина в кепке и для пущей убедительности отрицательно закачал головой. Затем он благодарно отвесил служителям порядка поклон и, решительно взяв приятеля под руку, потащил его в сторону отеля.
– Как ты думаешь, наш паб уже открылся? – спросил он на подходе к отелю. – И завезли ли туда свежий «Джеймесон»?
– Зачем гадать, возьмем и проверим. Заодно заглянем в тетрадочку, – с пониманием откликнулся спутник.
Через несколько минут на их столике в пабе под названием «Адли» уже стояли два двойных виски и две пинты пива (конечно, «Гиннесса», которое можно было пить без опаски только на этом и соседнем острове). Выложив на стол тетрадь, приятели с любопытством прочитали: «Записано собственноручно старшим инспектором Скотланд-Ярда Барлоу».
– Вот видишь, записано собственноручно. То-то! – со значением произнес один из друзей.
– Постой, постой… Не сбивай меня. Не тот ли это Барлоу, который приставал к нам с разными вопросами, когда тут случилась история с полонием?
– Точно, старик. Тот самый полицейский. Только сильно опустившийся. Ну и память у тебя! Ведь пять лет прошло…
– Ага, прошло. Только воз и ныне там. Помнишь слова бомжа? Истина в истории с полонием-210 никому не нужна! Теперь вспомни, что я тебе говорил за пять минут до того. То же самое!
– Будет тебе бахвалиться. Вот прочитаем рукопись этого сумасшедшего с активной гражданской позицией, поймем, чего еще мы не знали в том деле, тогда и будем считать дело лично для нас законченным. Хотя я сомневаюсь, что местный пинкертон Барлоу что-то знает, например, об Адове и его дочери. Разве что из газет, да и то лишь про то, что академик Адов вскоре умер.
– Мы тоже хороши были бы вместе со стариком Мацкевичем, если бы Интеграл спустя полгода не дал о себе знать. Не знать бы нам ни о последних днях академика, ни о самопожертвовании самого Свиридова, который сначала сбежал, а потом вернулся, чтобы усмирить его дочку – Надежду, кажется, – став ей преданным мужем…
– Что ты мне пересказываешь, будто не на мой мейл пришло его последнее письмо?
Друзья надолго замолчали, размышляя каждый о своем. А может, об одном и том же. О последствиях любой радиоактивной утечки в мире. О пресловутом синдроме облученных пороками людей. О мерзости современных Полониев, выступающих в самых разных обличиях. И о многом-многом другом. Благо сейчас приятелям никто не мешал, а в пабе было тепло и уютно.