Лионель первой поднялась по лестнице на съемочную площадку. Для достоверности Саша реквизировала одну из спален на втором этажа, которую уже подготовили к работе. Там царил полумрак, освещение было продумано и расставлено так, что создавалось впечатление, будто в комнату попадает лишь свет луны. Его даже перекрывали темные полосы, создавая эффект решеток на созданных искусственным освещением окнах. Выглядело чувственно и атмосферно, однако не романтично – по мнению Ричарда, как всегда ищущего сравнений в истории кинематографа. Скорее, мрачно, с ноткой напряжения.
Саша сдержала слово: на съемочной площадке были только Брайан и Стелла, отвечавшие за камеру, свет и звук. Два крепких, опытных профессионала, которые знали, как не привлекать к себе внимания в накаленной обстановке. По пути Ричард и Валери никого не встретили. Фридман, Сэмюэл и остальные, видимо, держались от сегодняшней площадки подальше.
Они находились в тени, и Ричард чувствовал, что Валери нервничает. Одно дело – смотреть, как близкий человек разыгрывает подобную сцену на экране, но совсем другое – присутствовать при этом вживую. Ричарду и самому было очень неуютно. Лионель тихонько стояла и ждала в стороне. Рид Тернбулл бесцеремонно прошествовал на площадку, благоухая дорогим одеколоном.
– Итак, – воодушевленно начал Тернбулл, в корне неверно истолковав атмосферу, – с чего мне начать?
Вопрос, конечно, должен был быть адресован Саше, которая всем руководила как режиссер. Но нет, вместо этого Тернбулл с гаденькой ухмылкой смотрел на Лионель. Ричард придержал Валери за локоть, чувствуя, что та вся напряглась. Она подняла на него взгляд и кивнула почти виновато.
– Как мы репетировали, пожалуйста, Рид, – с нажимом произнесла Саша. – Ты произносишь речь, подходя к Лионель. Она сидит обнаженная на кровати. Закончив, ты опускаешься на колени и обнимаешь ее обнаженное тело. Все по местам.
Лионель глубоко вздохнула, сняла тапочки и передала Валери свой халат. При этом стало видно, что на ней нечто, похожее на прозрачное бикини телесного цвета. Оно не скрывало стройной фигуры, а, скорее, придавало вид скромно размытой иллюстрации к газетной статье. Лионель молча подошла к постели, где Стелла, а не Брайан, усадила ее на край, лицом к осветительной установке, имитирующей окно. Лицо, плечи и часть торса были освещены, но на грудь падали тени решеток. Выглядело искусно, как на картине.
– Очень мудро, моя дорогая, – прокомментировал Рид, имея в виду «костюм» и то ли не желая, то и ли не умея скрыть раздражение в голосе. – Очень профессионально в наше время с Me Too.
Слова «ми ту» он буквально выплюнул.
– Конечно, для крупного плана не сработает.
Рид встал чуть в стороне от приборов, чтобы не заслонять свет, и Брайан направил камеру, которая смотрела на Лионель из-за его плеча.
– Окей, – отозвалась Саша из-за монитора. – Я хочу справиться за как можно меньше дублей. Мы все знаем свои реплики, мы все знаем свои движения. Звук. Пошел. Камера. Мотор. – Она сама справилась с хлопушкой. – И – начали!
– Моя дорогая, – начал «Наполеон» напыщенным тоном, почти таким же, каким разговаривал сам Тернбулл. – Вы слишком прекрасны.
Он медленно шагнул к Лионель, ловко не перекрывая свет.
– Я – ваш побежденный солдат, покоренный, поверженный враг. Я завоевал половину Европы, я заставлял взрослых мужчин трепетать от страха. Но это ничто по сравнению с чарами, которыми вы меня околдовали. – Он опустился перед Лионель на колени, склонил голову. – Я пок
Он наклонился к своей экранной жене и раскрыл объятия.
– Снято! – крикнула Саша. – Рид, ты перекрыл свет.
– Я так не думаю, – раздраженно отозвался Тернбулл.
Ричарду тоже так не казалось.
– По местам, – немного агрессивно скомандовала Саша. – Звук. Камера. Мотор. И… начали!