– Так вот, через пару месяцев его арестовали, обвинив – в чем бы вы думали? В растлении малолетних, в поставках живого товара в бордели и порностудии, в присвоении благотворительных фондов, и еще невесть в каких грехах! В общем, в том самом, на что его пытался подписать…тот человек и даже сверх того.
Те же газеты и каналы, что хвалили его, принялись травить несчастного, пережевывая скандал на все лады. Лучшие друзья отвернулись от него, а ближайшие соратники наперебой стали давать показания. Нашлись представьте себе и улики, и доказательства. И самое худшее – его питомцы, обязанные старику всем, тоже начали рассказывать о нем мерзости – о, не все конечно, далеко не все... Но слишком многие.
Его жена обивала пороги, обращалась к адвокатам – тщетно: ведь на хорошего адвоката он не накопил денег.
И вскоре, двенадцать тупоголовых присяжных единодушно признали его виновным, и судья с чистой совестью приговорил его к двумстам годам каторжной тюрьмы.
Он отбыл впрочем всего полгода – тюрьма куда он попал была едва ли не самой страшной на планете, да и известно – людей с такими обвинениями уголовники не любят...
Лицо его исказила горько-саркастическая усмешка ...Ведь мерзавцам так приятно знать, что есть мерзавцы похуже тебя...
Вот собственно и все. Его семья так и не пережила позора.
От них все отвернулись. Дочь, свадьба которой расстроилась, стала наркоманкой, и покончила с собой, вскоре умерла и мать, не перенеся потерю. А его сын убрался с планеты куда глаза глядят.
Он вернулся через двенадцать лет, – у него было другое имя и... другая душа. А вскоре он посетил могилу своего отца на том ледяном острове, где стояла тюрьма – чтобы высыпать на нее прах восьми человек – матери, сестры, главаря мафии, его подручного, прокурора, двух следователей и одного журналиста.
У Антона перехватило дыхание.
– Этот остров назывался...
– Угадали? – жестко ухмыльнулся Олутар. – Да – это остров Айронсайд, ну а планету и смысла называть нет.
Потрясенно Скиров взирал на собеседника.
Айронсайд! Остров где располагалась самая страшная на Иштар тюрьма, при одном упоминании о которой даже матерые преступники бледнели.
Тюрьма, где надзирателями были почти сплошь танорцы – ибо найти желающих там работать было немыслимо – хотя бы потому что всякий надзиратель, проработавший там хоть день, автоматически приговаривался к смерти преступным сообществом планеты.
Уже не раз и не десять разнообразные правозащитники требовали закрыть тюрьму со столь жуткой славой, но безуспешно – видимо, наверху кому-то было нужно такое пугало.
И одновременно – он понял – о ком этот рассказ, понял – откуда взялся Эфенди.
– Ну, что вы скажете? – осведомился Олутар.
– Не знаю, – промямлил Антон... Я... не судья и сказано – "Не судите да не судимы будете"...
И вдруг порывисто встал, ощутив прилив чего-то такого в душе, чему не мог бы подобрать названия.