Горбун с довольным лицом подошёл к её вольеру и стал открывать замок.
– Ты куда же её ведёшь, окаянный?! – возмутилась Софья.
– Утилизировать! – объяснил спокойно Горбун и распахнул двери вольера.
– Неужто всё? – прошептала громко Софья и стала креститься. Потом спохватилась и осенила крестом Ольгу.
– Вы же обещали, – простонала подруга, но Горбун не дал договорить командой:
– На выход!
– Постойте! – закричала я и напомнила: – Ведь ещё не вечер!
– Ну и что? – удивился он и стал объяснять: – Вас трое. В печь входит только один человек. И то, приходится ноги подвязывать к животу. Её ведь предусматривали для сжигания тушек животных. А они разве большие? – спросил он и вспомнил: – Самый большой на моей памяти ротвейлер был. Так ему пришлось бензопилой лапы отрезать и по частям туда пихать…
– А-аа! – закричал кто-то под потолком моим голосом, и всё погрузилось в тошнотворную темноту…
Глава 39
Сначала мне показалось, что я просто растворена в пустоте. Потом, в бездне липкой черноты появилось светлое пятно. Свет разъедал маслянистую плёнку странной, мучительной и не сильной боли и на сером фоне появились клетки. Я поняла, что лежу на спине и гляжу в потолок. Вернее, сквозь прутья решётки созерцала лампочку, которая висела как раз над моим вольером. Боль исчезла.
– …рабу божью Марту и прости ей, – донёсся женский голос, который я тут же узнала и позвала:
– Софья!
– Очухалась! – обрадовалась староверка и призналась: – Думала, померла, ты, прости господи!
Я перевернулась на бок и приподнялась на руках. Софья во все глаза наблюдала за моим возвращением в этот мир.
– Не могла понять, как это люди от избытка эмоций падают в обморок, – проговорила я растерянно и подытожила: – А тут саму угораздило…
Ушибленная при падении спина под лопаткой наливалась болью. Я потрогала ее, насколько позволяли мои анатомические возможности и встала.
– Ну, ты как? – спросила Софья.
– Жить буду! – успокоила я её.
– Слава Богу! – с этими словами она осенила себя крестом и виновато пояснила: – Я тут вот за тебя молюсь.