— Маленькие люди с большими гонорарами, — проворчал Павлусь, методично уничтожая обед. Петрусь вообще ел молча, не отрывая взгляда от бумаг, лежащих рядом.
— Кто вам мешал пойти на нормальную специализацию? — бессердечно ухмыльнулся Роман. — Что там такого интересного у Петра Тихоновича, что он голову оторвать не может?
— У него там сплошное веселье, — ответил за брата Павел.
— С точки зрения нашего законодательства, идеальный гражданин — это мертвый совершеннолетний мужчина, — не отрываясь от бумаг, пробубнил Петр. И со вздохом добавил: — Если бы дело было в Америке, можно было бы еще добавить — белый.
— Неправда, — отозвался Павлусь. — Такое определение может спровоцировать каннибализм, некрофилию и расовую непримиримость.
— Ну тогда — кремированный совершеннолетний мужчина, — внес уточнение Ромка.
Петр, все так же не поднимая рыжей головы от бумаг, показал другу и товарищу средний палец.
— Какое неподобающее, я бы сказал, порочащее высокое звание поведение для работника следственных органов, — вздохнул Ромка, принимаясь за кофе. Он так соскучился по их совместным обедам с Петькой и Пашкой. Но из их трио он, похоже, даже не самый занятый. Петр Тихонович Тихий, он же следователь Следственного Комитета Российской Федерации, даже за обедом голову от бумаг не поднимает.
— Он себе таким макаром язву еще не заработал? — поинтересовался Рома у Пашки.
— Не, только панкреатит.
В этот раз средний палец был продемонстрирован гражданином следователем уже брату. Брат и по совместительству помощник прокурора на этот жест не обратил ровным счетом никакого внимания и тоже принялся пить кофе.
— Мне чай закажите, — пробормотал Петр, по-прежнему не отрывая взгляда от бумаг.
— Ты насчет панкреатита серьезно? — Рома махнул официанту.
— Нет, так будет, — хмыкнул Павел.
— У вас больше тем для разговора нет? — Петр наконец оторвался от бумаг, со стоном выпрямился и откинулся на спинку стула.
Ромка смотрел на братьев Тихих. Эта парочка — две огромные рыжеволосые детины под два метра ростом и под погонами — неизменно вызывала к себе повышенный интерес общественности, особенно женского пола. Вообще-то, Роман и сам считал себя их братом — третьим, пусть не рыжим, без погон и с другой фамилией. Не зря же он называл отца Петьки и Пашки «Папа-два», а тот его, в свою очередь, «Сын-три». Эти люди были частью его семьи. И за взаимными подколками скрывалось настоящее беспокойство за этих оболтусов. Хотя… кто-то же должен выполнять их работу — непростую и зачастую неблагодарную.
— И куда только Варвара Глебовна смотрит, — Ромка решил поухаживать за гражданином следователем — а вдруг пригодится? — и принялся наливать Петру чай. — Почему не следит за здоровьем младшего сыночки?
— Я старший.
— Размечтался!
Спор о том, кто старше, а кто младше, сопровождал братьев Тихих всю их жизнь. И чхать они хотели на то, что написано в медицинских документах о рождении разнояйцовых близнецов Петра и Павла Тихих.