Жуковский в Париже

Звезды сериала «Слово пацана» Никита Кологривый и Лев Зулькарнаев читают стихи Жуковского, Вяземского, Пушкина, Баратынского, Лермонтова и других поэтов. Гордецы и авантюристы, поэты и джентльмены, борцы за свободу и загадочные мастера… Поэты Золотого века намного ближе к нам, чем может показаться. Каждый из них оказал влияние не только на литературу, но и на всю жизнь нашей страны. Мы обожаем этих героев, дуэлянтов и скандалистов, ведь их жизнь гораздо интереснее, чем это описано в школьной программе. Пушкин и Лермонтов, Давыдов и Баратынский – все они понимали ценность каждого произнесенного и написанного слова. А главное – были готовы за него постоять.

Тургенев, Александр Иванович, также был мастером в этой области. Однажды Карамзин читал своим молодым друзьям несколько глав из ещё не изданной „Истории государства Российского“. В середине чтения, когда слушатели были погружены в глубокое внимание, внезапно раздался громкий храп Тургенева. Все, словно от неожиданности, вздрогнули. Только Карамзин спокойно и хладнокровно продолжал читать. Он знал Тургенева: дух его бодр, но тело немощно. Впрочем, его склонность к дневному сну была вполне естественной. Он вставал рано и ложился поздно…

В одном из писем Карамзин пишет Дмитриеву: „ты мастер жить“ — и, возможно, произнес это со слегка завистливым оттенком. Карамзин сам не обладал этим умением. Он не стремился упростить свою жизнь, не пытался устелить ее мягким песком и цветами. Его постоянно занимали различные дела и заботы, от которых он не отступал. Можно сказать, что до самой своей смерти он лишь кое-как сводил концы с концами из года в год. В Петербурге его расходы покрывались за счет капитала. Для заботливого отца, каким был Карамзин, это всегда оставалось источником беспокойства...

Князь Петр Александрович Оболенский, основатель многочисленного потомства Оболенских, был в свое время настоящим оригиналом (хотя сейчас его оригинальность могла бы вызывать большее удивление, в прошлом, в эпоху выдающихся личностей и более четко выраженных физиономий, его необычность не бросалась в глаза). Последние двадцать-тридцать лет своей жизни он провел в Москве почти как затворник…

Имя Озерова, независимо от того, как оценивать его драматический талант, самобытность которого, впрочем, нельзя отрицать, занимает яркое, если не единственное, место в истории русской трагедии, по крайней мере той, которую мы привыкли называть классической…