Иван Самарин

Мое знакомство с Кузьмой Ефимычем относится к тому бесконечно далекому времени, когда при устье Невы еще не был Петроград, а существовал Петербург, когда прохожие не теряли сознание от полуденной пушки, когда извозчик от Николаевского вокзала до Новой деревни брал не два с полтиной, а восемь гривен, когда малая французская булка с хрустящей корочкой стоила три копейки, а десяток папирос «Мечты» – шесть, когда монументальный постовой городовой был кумом, сватом и желанным гостем на пироге с вязигой у всех своих кротких подданных, когда в субботу вечером, встретившись с другом на улице, никто не стыдился признаться, что идет от всенощной в баньку, когда арестанты в серых халатах под присмотром добродушных солдат чинили мостовые, а не заседали в Конвенте, и когда на Сенатской площади еще стоял свергнутый впоследствии бронзовый конь, вздыбившийся под своим прекрасным и гордым всадником…