Классика

Весёлая и забористая частушка, пересмешки и страдания — это исторический почерк саратовской земли. Саратовская гармошка с бубенцами звучит задорно и вызывающе напористо. Из глубины веков, словно улыбается память предков и нашего славного Рода.

«– Алло! – Алло! У телефона профессор? – Да, я – Моран. Чем могу помочь? – Я – Викентьев. – Викентьев? Не знаю, кто это… Хотя… А, да! Профессор Звягинцев упоминал вас? – Да, это я…»

Родная мне дача Сысертского горного округа на северной стороне вытянутого рукава соединялась с дачей Ревдинских заводов возле горы с необычным названием – “Лабаз”. Мне удалось впервые посетить это место в самом начале столетия, где-то во втором или третьем году. Это произошло неожиданно и, возможно, именно поэтому запомнилось так хорошо…

«Открытие Гумешевского завода помогло мне вспомнить о той крупице прошлого, которая была запечатлена в памяти. Я отчетливо увидел все детали. До революции этот рудник уже давно представлял собой безлюдное, заброшенное место. Рядом с ним работал небольшой сернокислотный завод Злоказова. Отработанная вода, не проходя никаких отстойников, сбрасывалась в речку Железенку, а оттуда в Северский пруд. Северчанам после долгих и затратных судебных разбирательств удалось добиться официального запрета для Злоказова на сброс воды без ее предварительной очистки или обезвреживания…»

«Цену человеку не так просто определить. Это непростое дело. Не зря существует пословица: „Чтобы узнать человека, нужно съесть с ним пуд соли“. Однако, на мой взгляд, это может оказаться слишком соленым, затянувшимся на годы, и тут есть определенная опасность. За пудом соли ты обязательно либо завяжешь дружбу с этим человеком, либо поссоришься навсегда. Оглядываясь назад, можно столкнуться с неустойкой: либо по дружбе отступишь, либо от злости обидишься – такому не поверишь, даже если этого не было…»

В те времена Верхнего и Ильинского заводов еще не существовало. Были лишь наша Полевая и Сысерть. В Северной тоже немного железа производили, но совсем незначительно. Сысерть была самой оживленной. Она находилась на дороге, рядом с казачьими поселениями. Люди постоянно проходили и проезжали мимо. Мы сами ездили на пристань под Ревду с железом. В дороге можно было встретить множество людей и наслушаться разных разговоров. Вокруг было много деревень. В нашей Полевой, напротив сысертского поселения, было совершенно пусто. В то время железа производили мало, в основном плавили медь. Ее возили к пристани караванами. Людям было не так просто общаться в пути — приходилось быть осторожными. В нашей стороне всего одна деревня — Косой Брод. Вокруг леса, горы и болота. Можно сказать, наши старики сидели в изоляции, ничего не видели. Барину, конечно, это и было нужно…

«К этому ремеслу – искать камешки – особой приверженности не было. Случалось, конечно, я и прогуливался, но так… без особого понимания. Увидишь на смывке галечку с огоньком, ну и заберешь, а потом у надежного человека спрашиваешь – сохранить или выбросить? С золотом-то намного проще. Понятно, что у золота тоже есть сорт, но не так, как у камешков. По размеру и весу их вообще не различишь. Иногда смотришь, один больше, другой меньше, оба красиво блестят, а на деле оказывается разница. Большой-то за пятак не берут, а к маленькому тянутся: он, мол, небывалой воды, тут и игра будет…»

Рядом со мной живет мастер по огранке драгоценных камней Митьша Заровняев. Мы ровесники. В детстве мы были неразлучными друзьями, вместе, как говорится, гоняли собак, вместе ходили в заводскую школу, а потом наши пути разошлись. Он пошел учиться на гранильщика и стал отличным мастером, а я, как и все мои предки, всю жизнь проработал по заводскому гудку, занимаясь механической работой. Тоже в своем деле не отстал от хороших мастеров...

В Зауралье, на территории бывших Камышловского, Шадринского и частично Ирбитского уездов, употребляли слово «водолаз» в отношении служителей культа. В условиях фронтовых событий 1918 года мне довелось услышать объяснение такого необычного использования термина, представленное в виде сказки. Это рассказывал старик-доброволец, насколько я помню, из деревни Байновой, расположенной недалеко от Каменского завода, в бывшем Камышловском уезде…

«Словно только недавно это было, а если посчитать, то уже почти шесть десятков лет прошло с тех пор, как я впервые услышал про этот рудяной перевал. Разговор казался незначительным, но запомнился надолго. Теперь, когда я уже дольше нахожусь на земле, понимаю: не зря это обсуждалось. Возможно, и нынешним молодым будет интересно это услышать. Мой отец был забойщиком. С юных лет он работал на казенном руднике, добывая руду. Этот рудник находился неподалеку от нашего завода, всего в семи верстах по старым меркам. Отец каждую неделю не раз приходил домой ночевать, а в субботу вечером и весь воскресный день обязательно проводил дома…»

«Против нашей Ильменской каменной кладовухи, конечно, трудно найти аналогичное место по всей земле. Тут даже спорить не о чем, потому что на разных языках об этом сказано: в Ильменских горах лежат камни со всего мира. Такое место, естественно, не могло ускользнуть от взгляда Ленина. В 20-м году Владимир Ильич своим декретом объявил эти земли заповедными. Это было сделано, чтобы остановить промышленников и хитрецов, а также сохранить эти горы для науки и будущих поколений…»

«Это ведь не так просто понять, где заканчивается старое и начинается новое. Кажется, что все это было сделано совсем недавно, а мысли идут от дедов-прадедов. Не различишь, где одно заканчивается, а другое начинается. На днях у нас на заводе произошел интересный случай. Наши работники начали готовить оружие в подарок первому человеку нашей земли. Каждый, естественно, старался придумать что-то лучшее. Без споров, конечно, не обошлось. В конце концов, придумали такое, что всем понравилось и казалось совсем новым. Старый мастер, когда ему сообщили: форма такая, разделка полосы такая, узор такой, – похвалил задумку…»

Следуя порядку, начну с Тары. Это река, которая впадает в Иртыш выше Тобола. С правой стороны устья расположился городок, который называется Тара. Этот городок старинный, но о нем и реке не слышно много разговоров. Жилье в тех местах редкое, так что, как говорится, и славить некому. Тем не менее, река весьма значительная: по ней сплавляют лес, и пароходы ходят здесь с давних времен. Конечно, они небольшие и не в любое время года, а только в период высокой воды. Для меня все это стало новинкой, так как я сам из других мест. С юных лет и по сей день моя работа связана с угольными шахтами. Можно сказать, что я прирожденный угольщик, а оказался я на этой самой Таре, в партизанском отряде. Как это произошло, рассказывать долго, да и речь сейчас не об этом…

«В наших правителях действительно было много дураков. Как только какой-нибудь из них начнет рассуждать, так сразу и голова начинает болеть. А с немцами было еще хуже. Других хоть можно было как-то убедить, а этих – никак. Они упорно твердят: – О! Я очень понимал! Одному из них – не то он служил министерстве, не то еще выше – пришло в голову учить наших горщиков уму-разуму. По немецкому порядку, в первую очередь привезли ученого немца в наши края. Он, мол, покажет новые места, где искать камни, и найдет такие, о которых никто и не слышал…»

«Это про мою витушку? Как я был богат и деньги зарабатывал? Слышали, наверное, от отцов? Посмеяться, гляжу, над стариком охота? Эх вы, пересмешники. А ведь это правда. В самом деле, было. И совсем недавно, а как сон осталось. Некоторые вещи, наверное, и вовсе забыл. Сильно, видишь, память свою в ту пору промывал… Чуть с ума не сошел. Где все помнить!..»

«За прудом у нас есть одна логотинка, известная с давних времен. Это веселое местечко. Ложок здесь широкий. Весной немного воды задерживается, зато трава растет пышнее, и цветков много. Вокруг, естественно, лес разных пород. На него приятно смотреть. И добраться от пруда до той логотинки удобно: берег не слишком крутой и не слишком пологий, а прямо, как будто специально устроено, дно – песчаное с рябчиком. Дно крепкое, и ногу не колет. В общем, все как будто задумано. Можно сказать, это место само притягивает: приятно посидеть на берегу, покурить трубочку, развести костерок и издалека полюбоваться на свой завод – не покажется ли жизнь наша лучше?»

Русский сказочник Павел Петрович Бажов (1879–1950) родился и провел свое детство на Урале. Летами он путешествовал по родным местам, и в Уральском крае вряд ли найдется уголок, где бы не побывал этот собиратель устного речевого золота и искатель самородных сказаний. Он общался с интересными людьми, слушал о жизни и вникал в детали. Сказочник работал день и ночь. На белых листах расцветали неувядаемые каменные цветы, оживали добрые и злые чудовища, голубые змейки, юркие ящерки и веселые козлики. Исследователи творчества П. П. Бажова считают «Малахитовую шкатулку» его главной книгой. Сам писатель отмечал: «Хотелось бы, чтобы эта запись по памяти хоть в слабой степени отразила ту непосредственность и удивительную силу, которыми были полны сказы, слышанные у караулки на Думной горе». Всего П. П. Бажов создал 56 сказов, и вот один из них, включенный в сборник «Малахитовая шкатулка».

В то лето 1889 года мы активно занимались рыбалкой. Но это уже не было развлечением, как прежде. Мы не были больше маленькими! Каждому из нас исполнился десятый год, все трое перешли в третье, последнее, отделение заводской школы и начали звать друг друга на "ша": Петьша, Кольша, Егорша, как ребята, работающие на заводе. Пришло время помогать семье. И вот мы утром сидели на местах, где водились окуни, вечерами искали ершей, а в полдень ловили чебаков. Наши родители часто хвалили нас за это…