— Мы все умрём.

— Тогда хотя бы не умрём в неведении. Рикация, я тебя всё равно люблю. Поверь мне, — он прижал её к себе, и она не сопротивлялась, только всё смотрела на дохлую скорлупу Брии. — Обними меня, — просил он, — так, как всегда обнимала, до всего этого. — Она прильнула к нему, согнула голову у него под подбородком. Нежно коснулся он её щеки и высвободил голову. Она не открывала глаз, но какая разница.

— Любовь — это жизнь, — прошептал он и поцеловал её. Это был, наверное, лучший в его жизни поцелуй; она ответила на него просто, всё её внимание сосредоточилось на нём самом. Когда его жуки выползли из глазниц и соединились с её жуками, она ничего не почувствовала.

— Подсоединяйся, — прошептала она, и он пихнул её вниз, на мох.

— Страшно не будет, — пообещали жуки и где-то далеко воздух наполнился стрекотаньем. Рикация даже не заметила; Стерек переместился в её мозг, и вместе они вошли в систему управления «Волдыря».

Он ощутил залпы сопел, точно икры его ног обожгло огнём. Кожу его уже начало пощипывать и корпус «Волдыря» нашёптывал что-то, почуяв первые молекулы атмосферы.

— Доступ к файлам сенсора, 2112V, — мысленно приказал он. Появился Киндар, и поверхность его была по-прежнему испещрена красновато-коричневым с отдельными фосфоресцентными крапинками.

— Картинка лжёт, — новый голос, Брии, вплыл в их ощущения. — Рикация, покажи ему правду.

— Но настройка сенсоров… — начала было Рикация. Однако Стерек достаточно её знал и услышал ложь в её мыслях. Его мысль обогнала её, несложная перестройка программных кодов дала совершенно другой результат. На мгновение поверхность Киндара замутилась, потом снова вошла в резкость. Там, где прежде были генерированные компьютерами фосфоресцирующие участки, теперь появились зелёные кляксы.

— И так было с незапамятных времён! — торжествующе провозгласила Бриа. — Раз за разом жизнь выкарабкивалась в этот мир, и тут же её высасывали ваши мочильники на пропитание «Волдырю». Довольно с нас.

— Но мы же все умрём, — вскричала Рикация в его мозгу; хоть жуки и растворили её страх навсегда, сама мысль ещё осталась. — Корпус расплавится…

— И ваши человечьи тела, — сказала Бриа. — И даже насекомьи. Но яички внутри них выживут. Они напитаются жаром возвращения и ливнем падут на землю, рассыплются и взрастут в некогда спокойных океанах… Мы вернёмся в свой дом, который вы так хотели у нас отнять.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросил он.

— У ваших мочильников тоже, знаешь ли, есть побочные эффекты. Жизнь — это гораздо больше, чем просто уравнение. Она безжалостна, она может проникать глубже физического тела. Можно сжать материю, но не мысль, не дух. Всякий раз, когда мочильники «Волдыря» высасывали энергию с поверхности планеты, рождалась какая-то часть меня. Жизнь совершала скачок, сквозь время, сквозь пространство, чтобы здесь восстановиться заново. Теперь настала минута последнего скачка. — Присутствие Брии двигалось меж их сознаний, дышало энергией и возбуждением. Рикация посторонилась, дала ей место от изумления; Стерек тоже — от желания.

Там, вдали, жар её тела эхом отдавался по всему интерфейсу — нагревалась обшивка корабля. Где-то в глубинах мозга он услышал свои и их вопли; вослед страху явились насекомые и утысячерённый страх обратился в забвение…

— Смерть совсем не такая, как я думал… — передал он всем, а вес их всё возрастал. «Волдырь» пел надменную песнь молотившим по обшивке воздушным потокам. И тело Стерека, и его мозг содрогались в такт биению отчаянно пытавшихся функционировать систем управления. Сознанием он прильнул к тем, кого любил, и дружно они провозгласили своё торжество в громкоговорителях «Волдыря», и голоса их влились в общую песнь жизни.