С лестницы повернули налево. В длинном коридоре, освещенном зимним солнцем через высокие окна, стояли кадки с цветами-деревьями. На диванчиках читали книжки и газеты трое мирных пожилых людей.

Перейдя на шепот, Жора спросил:

— Что? Они все психи?

— Все. — Медбрат остановился и показал пальцем на каждого. — У Валерия Михайловича вялотекущая, у Дмитрия Зиновьевича прогрессирующая, а у Дины Васильевны старческий маразм, и она не читает, она спит с открытыми глазами. Вот палата Ленчика. Мало мы выпили, мало. Заходи, я тебя в коридоре подожду.

В палате перед маленьким телевизором, стоящим на обеденном столе, в небольших креслах сидели три старушки, тихо переговариваясь. Две вязали, третья гладила кошку, примостившуюся у нее на коленях. На тарелках лежали пирожки и магазинные пряники, закипал электрический чайник.

В большой, совсем не больничной кровати, повернувшись к телевизору, спал Ленчик. А на Ленчике, на плече, на бедре и в ногах, лежали четыре кошки.

Появление Жоры вызвало у кошек слабое движение ушей, у старушек — шок.

— Здрасьте. — Жора ошарашенно оглядывал дорогую обстановку палаты. — Я к Леониду, брат его.

— И чего ты кричишь? — шепотом спросила самая молодая пациентка, лет девяноста. — Ленчик мальчик трепетный, он шум не любит.

— Не любит, не любит, — не прекращая вязать, подтвердили две другие старушки, лет по сто.

— А можно мне с братом поговорить? — издевательски вежливо спросил Жора, не понижая голоса.

— Говори, кто же тебе мешает?

Жора открыл дверь в палату.

— Сашок, иди сюда.

Медбрат отложил газету, тяжело поднялся с дивана.

— Че?

— Прошу дамочек дать мне возможность с братом поболтать, а они сидят и ухом не ведут.

— Так Жора, дорогой, их ведь тоже понять можно. Они по графику сидят.

— Не понял…

— Весь день Ленчика расписан по часам и по дням недели. Наши пациенты считают сидение около Леонида полезным для здоровья. Особенно полезно с ним гулять, но сегодня холодно.