Толстушка, держащая за шарф девочку, подошла ближе.

— Вот это да! Таких гостей у нас еще не было. — Она протянула руку: — Татьяна.

Вторая женщина, худее Тани раза в три, с раскосыми глазами якутской богини, свое имя пропела:

— Ари-инай.

— А я Маша, — устало сообщила я. — И понятия не имею, что мне теперь делать, куда идти и как пристроить вот эту животину.

Животина мелко дрожала под съезжающей военной курткой и смотрела на маленького Сережу жалостливыми глазками.

— При-икольно.

Аринай разговаривала как человек, никуда не спешащий, нараспев и медленно. Зато Татьяна говорила быстро и без умолку.

— Нас предупредили о твоем приезде, мы подруги Ани. Будешь жить у нее дома. Мы дом протопили, не замерзнешь. Столоваться будешь в столовой, я ее директор. А хрюшку устроишь на свиноферму. Но завтра. Сейчас там никого нет, все спят.

— Значит, она пока будет со мной.

Опустив глаза, я наблюдала идиллию любви. Мальчик висел на Хавронье, а она терпела, жмурясь от удовольствия.

— А где-е твои-и вещи? — проснулась мамочка мальчишки.

— Нету. — Я развела руками. — Неожиданная поездка получилась. Долго рассказывать.

— При-икольно.

Снега на плацу было по колено, а я в кроссовках. Приходилось все время переступать с ноги на ногу.

— Ой, мамочки, забыла! — Таня жестом фокусника достала из широкой сумки валенки. — Надевай. Влезай прямо в кроссовках. У нас так все ходят, местный колорит. И почапали домой. Мы совсем голодные. Пока вертолет ждали, очень нервничали, но стол не трогали. Ни картошечки, ни селедочки, ни водочки на целебных травках. Пойдем, Маша! Мы так тебе рады!

Татьяна подхватила девочку на руки.

— Ага, ра-ады, — медленно улыбнулась Аринай. — Сережа, идем. И ты, хрю-у-шка.

Я влезла в валенки, и мы всей компанией побрели к низкому дому, в котором Аня провела несколько лет. С неба падал густой снег, обещавший потепление.

— А откуда можно позвонить, девочки? У меня телефон не берет.