— Наш фамильный замок находится близ города Понтарлье, в Бургундии, — объяснил Филипп.

— Так Вы бургундец? — удивился де Водемон и пристально посмотрел на графа.

— Я родился в Кенигсберге, столице Тевтонского Ордена, — пояснил де Понтарлье. — Мой покойный отец, — граф перекрестился, — был бургундцем. Моя покойная мать, — Филипп снова перекрестился была уроженкой Альтштадта, небольшого городка, близ Кенигсберга. Лора фон Гесслинг была племянницей бургомистра. Я не помню свою мать, она умерла при родах.

— Простите, граф, — извинился Антуан, я не хотел Вас обидет настойчивыми вопросами. Вы знаете, как относятся к Бургундии лотаринжцы?

— Да, господин де Водемон, — подтвердил Филипп, — я хорошо знаю, что жители Лотпрингии не любят бургундцев. Мой отец был вынужден покинуть Бургундию из-за преследований Карла Смелого.

— Я мог бы предложить Вам, граф, остановиться у меня в доме, — любезно предложил знатный лотарингский рыцарь.

— Благодарю Вас от всего сердца, — сказал Филипп, — но я не привык никого стеснять и остановлюсь в гостинице. К тому же я думаю, что не задержусь надолго в Нанси.

Прибыв город, рыцарь сопроводил графа до небольшого отеля под красивым названием «Волны Мозеля», названного, очевидно, по имени реки, протекающей рядом с городом. Ему досталось две небольших комнаты, одна из которой служила спальней, а вторая выполняла роль гостинной. Нельзя сказать, что обстановка комнат была шикарной, но в то же время и не бедной. Филипп решил отдохнуть перед визитом к герцогу Рене II, которому его должен был представить Антуан де Водемон. Граф снял украшенную золотом перевязь с мечом и положил на дубовый комод с резными изогнутыми ножками, отстегнул тонкий пояс с тевтонским кинжалом «Мизерекордия» («Милосердие»), затем отстегнув по бокам застёжки, снял кирасу и положил на комод. Подойдя к дорожным сумкам, принесённых слуной, он открыв одну из них, достал объёмистый кошель из свинной кожи и подойдя к столу, положил его на него. Собираясь в путь во Францию, Филипп продал все имущество в Риге, получив изрядную сумму, часть из которой он обратил в драгоценные камни. В этом кошеле было целое состояние. Но главное состояние, граф всегда носил на себе, под камзолом. Это были родовые грамоты, указывающие его высокое происхождение и право на земли, а также стальная пластина, завещанная ему отцом. Расстегнув роговые пуговицы своего дорожного костюма, он снял с шеи другой кошель и подумав, отнёс его в спальню и положил на кровать.Скинув комзол и рейтузы он подошёл к рукомойнику и поливая себе водой из медного кувшина, вымыл лицо и руки, хранившие пот и пыль дороги. Раздевшись донага, он стал в большой таз в углу комнаты и омыл тело. Обтершись полотенцем, он почувствовал сильную усталость и добравшись до постели, засунул кошель с грамотами под подушку и рухнул на кровать…

Проснувшись через несколько часов, Филипп почувствовал себя снова бодрым. Сон победил усталость и граф стал готовиться к приёму у герцога. Он тщательно расчесал свои светлые кудри гребнем и начал одеваться. Через недолгое время он был готов к приёму. Покрутившись перед зеркалом, он остался доволен своим нарядом. Короткий темносинего испанского бархата кафтан с золотыми пуговицами, отороченный куньим мехом, чёрные рейтузы и туфли из кожи с длинными носами и золотыми пряжками, говорили о богатстве владельца. Золототканный пояс и бархатный берет с пером, дополняли одежду графа.

Зашедший за ним в отель Антуан де Водемон, проводил Филиппа де Понтарлье в герцогский замок.

Герцог принял графа в трапезной зале, предложив ему присесть по левую от него руку, а Водемону по правую. Слуги принесли кувшины с вином и фрукты.

— Рад Вас видеть, граф, в своих владениях, — приветствовал Филиппа герцог, поднимая кубок с Мозельским. — Антуан мне сообщил о Вашем приезде.

— Ваша светлость, — обратился де Понтарлье к Рене II, — я много слышал о Вас и хотел с Вами побеседовать, если Вы соблаговолите.

— Ваша светлость, Вы помните 1477 год? — спросил Филипп.

— Сколько Вам лет, граф Филипп? — в свою очередь задал вопрос герцог.

— Идёт 26-й год, Монсеньор.

— Мне было столько же лет, как Вам сейчас, — сказал герцог. — Граф, Вы не зря упомянули этот год — год битвы при Нанси. Эта битва навсегда отобразилась в моей памяти. После неё Лотарингия обрела свободу, став независимым герцогством. Но почему Вас так это интересует?

— Мой отец, граф Анри де Понтарлье, был вынужден покинуть Бургундию, опасаясь преследования Карла Смелого, перед которым мой отец был оговорён в измене. Но этого не было.

— Это было в духе Карла, да покоиться с миром прах его, — перекрестился Рене. — Он самовольно объявил себя герцогом Лотарингии, изгнав меня из владений, но мне на помощь пришли швейцарцы, на свободы которых, поднял меч Карл Смелый. Они помогли мне и в решающем сражении при Нанси он был разбит и погиб. Прах Карла Смелого похоронен здесь, в Нанси, в церкви Францисканцев. Я не желал ему гибели, но он был такой упрямый человек, что сам навлёк её на себя. Я отстаивал свои права и предлагал ему отступиться от незаконных притязаний на моё герцогство, но Карл и слышать об этом не хотел, мечтая стать королём, а вместо короны, обрёл могилу. Это был его рок…

Герцог узнал от Филиппа, что тот состоял на службе у Магистра Ливонского Ордена и стал его распрашивать о тактике крестоносцев, а потом предложил графу службу в его войске. Филипп обещал подумать и сообщить о своём решении…